— Ну, скажи правду, староста! Что-то уж очень стал ты милостив к Гьике Шпати! — понукал его и Рако Ферра.
— Откуда нам знать, что делают двое, когда остаются наедине? Говорят, что она… что она… — и староста не осмелился закончить свою мысль.
— Ага! А какие меры принял ты, староста? Почему не отправил их в общинное управление? Если ты завтра же этого не сделаешь, я сообщу туда сам, и тогда арестуют не только их, но и тебя возьмут за шиворот и посадят за решетку! И ты вздумал покрывать разбойников, а? Так вот, запомни: чтобы завтра же с утра отправить их в управление!
Нагнав на старосту страху, бей взглянул на свои золотые часы, проверил, заряжен ли револьвер, и вышел на улицу.
Неспокойно было в это утро в селе. Отряженные старостой люди возвращали крестьян с полей, из леса, куда те направились за дровами.
— Неужели бею мало по одному человеку от каждого хозяйства? — негодовали крестьяне.
— Как можно! На холме Бели затевается такое важное дело, и все село должно принять в нем участие! — мрачно шутили некоторые.
— А зачем там понадобились женщины?
— Таков приказ бея! Должны явиться все поголовно — и мужчины и женщины.
Дядя Постол вернулся с пахоты и распряг волов. Привязал их у конюшни, дал им свежескошенной травы. Плуг поставил под навес. Отряхивая с опингов комья черной земли, он сокрушенно бормотал:
— Вымотает он из нас душу, черт его забери! Я уже успел состариться и за всю свою жизнь не помню ни одного счастливого дня. Не забыл я и старого бея — он был не лучше нынешнего. Всем им только бы глумиться над нами! И правильно делают, раз мы все терпим, как бессловесные скоты!
Завязывая тесемки на опингах, дядя Постол так сильно их натянул, что они порвались.
— Не везет мне! С самого утра не повезло, так и весь день пойдет, — горестно вздохнул Постол, стараясь связать порванные тесемки.
— Эй! Дядя Постол! Что ты сегодня так рано кончил пахать? — насмешливо крикнула ему жена Шумара, круглолицая веселая старушка.
— Тебе-то можно шутить! Твой Шумар успел вовремя вспахать поле, ему и горя мало, если бей продержит нас на холме Бели целый день на привязи, словно псов, — мрачно откликнулся на шутку старик.
— Эх, Постол! Сколько раз я твердила и своему муженьку и всем вам: вы, мужчины Дритаса, — вовсе не мужчины! Если бы бею вздумалось, как это бывало в старину, забрать у вас жен и запереть в свой гарем, никто из вас даже и не пикнул бы!
— Правильно говоришь, но что поделать, если у него в руках вся власть? — уныло ответил Постол.
В эту минуту к ним подошел и сам Шумар:
— Ну и прыткая стала моя Шумарица! Вчера весь вечер жужжала, что бей — палач, что кьяхи больше нельзя терпеть, что все мы не мужчины, а тряпки и что единственный настоящий мужчина в селе — это Гьика Ндреко. Ну что ж! Раз ты такая храбрая, поднимись-ка на холм Бели и поговори с беем! Послушаем, что ты ему скажешь!
Подшутив таким образом над женой, дядя Шумар продолжал:
— А что у нас сегодня творится! Пили поехал было на мельницу, его догнали и вернули с дороги! Гьерг отправился в лес за дровами и никак не хотел возвращаться, так у него отобрали топор! Я собирался починить развалившийся забор и только взялся за первый кол, как, гляжу, идет ко мне пойяк. «Дядя Шумар! Бей приказал всем собраться на холме Бели, иди!» — сказал он мне. — «Милый человек, за меня пошел мой Таро, он все сделает лучше. Оставь меня в покое!» — упрашивал я. Куда там! Заставил меня бросить работу. А как было не послушаться? Ведь тому палачу все станет известно.
— Хорошо вам тут разговаривать, а кто пахать будет? — насмешливо спросила Постолица, выходя из хлева с корзиной навоза в руках.
— Довольно, бабы, подтрунивать над нами! Сваливай навоз и ступай вместе с Шумарицей! Вы рады бы здесь целый день зубоскалить! — цыкнул на жену дядя Постол.
Обе пары вышли на улицу. Здесь стояла группа крестьян и слушала дядю Коровеша:
— Ей-богу, дорогие мои, я не виноват! Приехал уставший, слез с коня, едва держусь на ногах… Войду-ка, думаю, в дом и, пока молодежь гоняется за яблоком счастья, прилягу, передохну малость да подкреплюсь кофе. Рина приготовила мне кофе, но не успел я сделать и глотка, как сказали, что приехал бей. Я забыл про кофе, тотчас же вскочил и бросился его встречать, но получилось совсем не так… Обидел меня бей, кровно обидел. Оскорбил перед всем народом, перед невестой сына, которая еще не успела слезть с коня! Но что поделать? Мы в его власти!.. Захочет — и душу у нас отнимет!
Старик чувствовал себя жестоко оскорбленным. За свадебной софрой он после этого не спел ни одной песни. Стыдно было ему перед гостями, перед невестой. Коровешу случалось и раньше выслушивать брань бея, но не на свадьбе же родного сына, не в присутствии же всего села! Честь старика была поругана.
Крестьяне выражали Коровешу свое сочувствие:
— Испортил тебе свадьбу лиходей!
— Ни за что ни про что так оскорбить старого человека!
— Пойдем послушаем, какую песню нам сегодня затянет бей, — предложил Шумар.
— Будто мы не знаем какую! Запряжет нас всех, как волов, и заставит строить башню! — ответил Шоро.