Они были не одни

— Хотел бы я посмотреть на бея в ту минуту, когда он узнает, что весь урожай сгорел!

Однако его начальник и полицейский инспектор не разделяли этого желания и рьяно продолжали следствие. А секретаря отправили обратно в Шён-Паль, чтобы он не мешал им.

В конце концов следствие установило виновников пожара. Ими оказались пятеро крестьян: Шоро, Селим, Стефо, Дудуми и Барули. Обвинение было предъявлено им, так как в ночь пожара именно они насыпали зерно в мешки. Наверно, забыли — где и как, это уж их дело! — горящие цигарки, может быть, даже заронили искру в мешки, от этого и возник пожар!

Напрасно обвиненные крестьяне клялись и Христом, и богородицей, и аллахом, что в тот вечер они не только не курили, но у них даже не было при себе ни спичек, ни зажигалок! Кто действительно курил, так это староста вместе с Кара Мустафой, Рако Ферра и Яшаром эфенди, когда взвешивали мешки. Но такое утверждение — хотели ли этого крестьяне или нет — было прямым обвинением против кьяхи и Рако Ферра, и это только повредило несчастным: стремясь отвести от себя обвинение, Леший и его приятели стали всячески доказывать представителям власти, что виновники пожара именно эти пятеро и их надо судить.

Наконец прибыл и сам бей; он приехал в автомобиле вместе с прокурором, судебным следователем и окружным жандармским начальником. И опять началась кутерьма. Удрученный бей осмотрел башню и особенно внимательно место, где находился склад зерна. Да, все погибло без остатка! Из пепла муки не смолоть!..

— Сколько наполеонов я потерял! — пробормотал бей и повернулся к Кара Мустафе, стоявшему в нескольких шагах позади своего господина:

— Лучше бы вы сами здесь сгорели, а урожай спасли!

Леший ничего не ответил, только проглотил слюну.

Прокурор, следователь и начальник жандармов провели в селе целый день. Произведя дополнительное следствие, они решили предать суду пятерых крестьян за совершенное ими тяжкое преступление.

Выходя из дома Рако Ферра, жандармский начальник осмотрелся вокруг и обратился к бею:

— Поганые люди — здешние крестьяне! Какая дивная здесь природа, а они живут по-свински! Поместье у вас такое, что равного ему не сыщешь! Какая красота! Удивляюсь, что вы до сих пор не построили здесь виллу, не вроде этой башни при дороге, а настоящий дворец, ну, хотя бы вон там! — и он показал на холм Бели, где с давних времен стоял дом Ндреко.

Каплан-бей засмеялся:

— Это же самое говорили все, кто бывал у меня здесь в гостях. И я уже решил выстроить виллу, равной которой не найдется на всем побережье.

Жандармский начальник, пригладив подстриженные усы, выразил удовольствие по поводу того, что его мнение разделяют и другие истинные друзья бея.

Садясь в автомобиль, бей еще раз посмотрел на вершину холма и подумал, что действительно следует выполнить совет друзей; его только смущало, что постройка виллы на холме обойдется недешево.

На следующее утро пятеро крестьян, по распоряжению прокурора, были препровождены в Корчу — в тюрьму.

V

Все село было глубоко возмущено арестом пятерых крестьян. Все знали их как самых кротких, самых покорных людей; в тот день они работали как проклятые, насыпая свое зерно в мешки бея. Мало того, что их заставили трудиться до поздней ночи, пока они не выбились из сил, — вдобавок их еще обвинили в преступлении, которого они не совершали.

Такая несправедливость не могла не возмутить всех сельчан, но Гьику она привела в отчаяние. Он вместе с Бойко сделал хорошее дело и был чрезвычайно доволен результатами, но, к его ужасу, за совершенное ими приходится расплачиваться невинным людям! Можно ли допустить, чтобы другие безвинно томились в тюрьме за дело, которое совершил он? (Думая о поджоге, Гьика мысленно никогда не называл своего поступка «преступлением», а всегда «делом»; он считал, что поступил справедливо, и ни одной минуты не сомневался в своей правоте.) Что же получилось? Невинные из-за него сидят в тюрьме, а он не может во всеуслышание заявить, что поджог — дело его рук.

Через несколько дней из пастушеского стана вернулся Бойко. Друзья встретились и долго беседовали. Между прочим Бойко сказал:

— Поверишь ли, Гьика, но я никогда в жизни не испытывал такой радости, как в ту ночь, когда с вершины горы любовался пожаром! Прикажи мне — я готов и Лешего застрелить, прямо в лоб!..

Гьике приятно было слышать такие слова, и от них у него немного полегчало на душе. Ему нравилась горячность Бойко, его уверенность. Он почувствовал себя несколько спокойнее, находясь рядом с этим решительным молодым крестьянином. Но только Бойко по собственному почину ничего не станет делать, если же ему приказать, готов даже в огонь броситься. Заключению в тюрьму невинных он не придал особенного значения.

— Попугают их, да и выпустят! — сказал он.

Но Гьику не переставала мучить эта мысль. Он решил отправиться в Корчу и повидаться с Али. Сообщить ему радостную весть о совершенном деле и вместе с тем посоветоваться относительно арестованных односельчан. Гьика был уверен, что Али рассеет его сомнения.