Они были не одни

— Али — тот не ошибется! — повторял он себе не раз по пути в Корчу и в этом находил утешение.

Но из дома, где жил Али, Гьика вышел смятенный и опечаленный. К несчастью, ему там сказали, что Али уже две недели назад выехал неизвестно куда. Словно кто-то ударил Гьику в грудь. Расстроенный, с поникшей головой, возвращался он на постоялый двор, где остановился. Куда мог уехать Али?.. Уж не арестовали ли и его? И Гьика невольно представлял своего друга в тюрьме за железной решеткой. А за что? За то, что он открывал беднякам глаза? Мысль, что его друг и учитель, может быть, сейчас находится в тюрьме, была для Гьики мучительна.

Оставаться на постоялом дворе ему было тяжело. Здесь собралось много крестьян из окрестных сел, таких же бедняков, как и он сам: они пришли в Корчу в базарный день купить соли. Но были на постоялом дворе и беи — эти явились разряженные, верхом на оседланных красивых конях. Гьика не знал их, да и не хотел знать. Для него были одинаковы и Каплан-бей, и Эстреф-бей, и любой ага: все они одинаково чванились, одинаково покручивали усы и держали себя так гордо, словно правили невесть какими царствами! Разве осмелишься к ним подойти? А постояльцы-крестьяне только и мечтали о том, как бы купить на базаре соли, хотя тогда у них не хватит денег, чтобы отдать в починку свои износившиеся опинги. И они в нерешительности слонялись по базару и только смотрели, как покупают другие, более счастливые. Гьике не сиделось на месте. Он прошелся по мясному ряду, зашел в посудный, в сапожный, но нигде не встретил знакомых подмастерьев. Стири, как об этом было известно Гьике, со всем своим семейством перебрался в деревню. Переходя через мостик у постоялого двора, Гьика, на свое счастье, столкнулся с Мало, учителем средней школы.

— О! Наконец к нам пожаловал, Гьика! Ну, что нового у вас в селе, дружище? Мы узнали, что башня вашего бея сгорела дотла! Отлично! Придет срок, мы и самих беев превратим в прах! — заговорил учитель, крепко пожимая Гьике руку. — Зайдем-ка вон в ту кофейню, поговорим по душам!

Гьика удивился: значит, здесь уже известно, что башня сгорела. Учитель, разумеется, этому очень рад. Но если бы он только знал, что это дело рук Гьики, наверное, расцеловал бы его тут же, на улице! Но нет: Гьика ему об этом не скажет!

В кофейне близ постоялого двора они уселись в укромном уголке, заказали кофе и, наклонившись друг к другу, приступили к беседе.

И тут Гьика узнал от учителя, что Али арестован и отправлен в Берат.

— Значит, Али больше нет с нами? — с болью в душе воскликнул Гьика. Он почувствовал себя так, словно ему подрезали крылья. В одно мгновение погас весь его революционный пыл, пропала вся его смелость, и он снова стал таким, каким был до знакомства с Али: темным крестьянином, который страдает, жалуется на свою горькую долю, но не способен ничего предпринять, чтобы избавиться от страданий.

— Беда! Великая беда!.. — повторял крестьянин, совершенно позабыв о кофе, который уже давно поставил перед ним официант.

Учителю было понятно огорчение Гьики, и ему стало жаль молодого крестьянина. Но, с другой стороны, он испытал при этом и некоторое удовлетворение: скорбь, которая охватила Гьику, свидетельствовала о том, насколько глубоко в сердца крестьян вошел Али! Теперь на учителя ложилась обязанность не оставить сидевшего перед ним Гьику без поддержки, как машину нельзя оставить без руля.

— Когда мы расставались, Али мне сказал: «Передай мой горячий привет Гьике, обними его за меня и скажи, чтобы он всегда оставался мужественным, каким был до сих пор!» — после короткого молчания проговорил учитель.

— Ах, Али, Али!.. — прошептал Гьика. Он ощутил, как от слов учителя в нем вновь начало оживать то чувство, что поддерживало его в борьбе.

— «Передай мой горячий привет Гьике… обними его за меня…», — повторил Гьика слова учителя и подумал: «Как бы обрадовался Али, узнав, что его поручение выполнено, что башня бея со всем хранившимся в ней урожаем превращена в пепел! Но Али ведь добавил: «Скажи ему, чтобы он всегда оставался мужественным, каким был до сих пор!» Вот завещание Али! И его завещание надо выполнить во что бы то ни стало, даже если для этого придется заплатить собственной головой!»

Эта мысль захватила Гьику, но он тут же вспомнил о пятерых крестьянах, томившихся в тюрьме. А что об этом сказал бы Али?

— Кто бы ни поджег башню, он сделал хорошее дело! Одно из самых лучших дел!.. Вот если бы и горичане спалили отнятое у них село и вдобавок ухлопали бы какого-нибудь кьяхи, тогда пришлось бы беям и властям призадуматься!.. А у вас в Дритасе славно получилось: и башня сгорела, и бей остался без урожая! — говорил учитель. — Что же касается арестованных крестьян, ты не огорчайся: ничего с ними не случится. Правда, придется им несколько месяцев просидеть в тюрьме, но тут уж ничем не поможешь. Такова борьба: пока не одержана победа, приходится терпеть и страдать…