Они были не одни

На Гьику эти слова подействовали, как целебный бальзам. Конечно, те пятеро страдают в тюрьме, но в конце-то концов с ними действительно ничего не смогут сделать, потому что никто не видел, что именно они подожгли башню! Если же Гьика сам заявит, что поджег он, невиновных крестьян, правда, освободят, но его самого осудят — и не на месяц, не на два, а на многие, долгие годы, если не на смерть…

Гьика и Мало просидели в кафе часа полтора, и молодой крестьянин вышел оттуда несколько успокоенный. На улице они расстались, крепко пожав друг другу руки. Это рукопожатие напомнило Гьике его последнее прощание с Али.

Гьика возвратился на рынок. Опять прошел по сапожному ряду и, повернув в портняжный ряд, встретил там подмастерье Зенела, долговязого юношу лет восемнадцати, худого, с постоянно слезящимися глазами. Говорил он тонким, жалобным голосом, будто только и делал, что перечислял свои невзгоды.

Четыре года назад мать отдала его в ученики к мастеру Кристо, однако портной не очень-то торопился с обучением, и до сегодняшнего дня Зенел не выучился и половине того, чему следовало. Хозяин боялся, как бы он, выучившись портняжному делу, не открыл собственную мастерскую. Тогда Кристо лишился бы полезного помощника, получавшего у него жалованье, которого едва хватало, чтобы не умереть с голоду.

Увидев Гьику, Зенел отложил работу. В спешке он рассыпал коробку с пуговицами, но, даже не обратив на это внимания, сказал хозяину, который в это время пил (уже в третий раз за сегодняшний день) кофе:

— Я заказал вот тому крестьянину, что слоняется возле мастерской, рыбу; пойду узнать, не принес ли он. — И, не дожидаясь позволения, вышел на улицу.

Хозяин, уже рассерженный тем, что подмастерье рассыпал пуговицы, после самовольного ухода Зенела и вовсе пришел в ярость. Как ни поспешно выскочил Зенел, но до него донеслась ругань хозяина: — Чучело! Прохвост! Бросает работу и бежит к какому-то мужику! Чтоб тебе пусто было!

А Зенел, совершенно забыв о том, что хозяин может увидеть его через окно, крепко пожал Гьике руку.

— Нам уже известно о пожаре башни бея со всем урожаем. Молодец, Гьика! Мы знали, что ты поступишь именно так, как советовал Али! Молодец! — восклицал Зенел. Он говорил так уверенно, словно сам Гьика признался ему, что это большое дело выполнено им собственноручно… Но ведь и учитель Мало говорил с такой же уверенностью, хотя и не назвал его прямо в глаза молодцом, а сказал только, что молодец тот, кто это сделал.

— Конечно, мои друзья догадались, чья это работа, и мне незачем было им об этом говорить, — пробормотал про себя Гьика и затем уже громким голосом добавил:

— Ушел он от нас, оставил нас одних!.. Что теперь делать?

Гьика не назвал имени, но Зенел сразу понял, что он имеет в виду Али. Он не нашелся, что ответить. Этот вопрос уже не раз он задавал и себе. Но тут же вспомнил свою последнюю беседу с Али. Тот ему говорил:

— Укрепляйте свои ряды, сохраняйте единство, дорожите друг другом и, главное, действуйте, работайте как можно больше! Несите всюду слово правды!

Теперь, в ответ на вопрос Гьики, Зенел повторил ему эти слова Али. И обоим было понятно, что именно так и надлежит впредь действовать. Али указал правильный путь, им остается только идти по этому пути: работать как можно больше, всюду нести слово правды…

— Зенел, разбойник! Целый час потерял! — донесся из мастерской истошный крик портного.

Друзья продолжали беседовать, не обращая внимания на брань хозяина. Гьика рассказал о пятерых крестьянах, посаженных в тюрьму, и спросил мнение Зенела на этот счет. И Зенел ответил ему почти то же самое, что учитель.

— Негодяй! Ты хочешь меня разорить, обокрасть! Эй, живо за работу! Довольно там болтать с каким-то мужиком! Живо сюда!.. — в бешенстве орал портной.

— Вот видишь, каков мой хозяин! — сказал Зенел. — И все они такие, все заодно с беями, с ага, с эфенди, с властями! А нам приходится терпеть и страдать, пока не добьемся освобождения от их гнета. Но будущее принадлежит нам, говорил Али. Разумеется, так оно и будет!

Друзья распрощались, условившись встретиться вечером у Стири, который как раз сегодня должен был вернуться из деревни.

Зенел возвратился в мастерскую и молча принялся за работу. Хозяин начал тут же перечислять ему все его девяносто девять смертных грехов: он и непослушен, и за последнее время нерадив в работе, и не экономит ниток, и… в чем еще только не оказался повинен Зенел — этот негодяй, который вместо того, чтобы учиться как следует ремеслу — а он учится ему уже целых четыре года! — теперь начал якшаться со всякими подозрительными личностями, завел дружбу с подмастерьями, рабочими, которые добиваются повышения платы за свой труд!

— Чтобы всем вам пусто было! Ничего вы не смыслите своими телячьими мозгами! Но если ты собираешься просидеть здесь еще четыре года, не выучившись портняжному делу, пусть тогда меня не зовут мастером Кристо! — закончил хозяин и, чтобы немного успокоиться, велел подать себе еще кофе.