Это была странная смесь комиксов, журналов по бодибилдингу и порнографии. Цайтфогель показал несколько публикаций, посвященных бондажу[54]
, и Палатазин брезгливо поморщился. На кровати лежала пара эспандеров для укрепления кистей рук и запястий. Палатазин взял один из них и попытался сжать, но эспандер оказался слишком упругим. Палатазин тут же припомнил, что человек, убивший четырех девушек, обладал сокрушительной силой рук, и положил эспандер на место. Он заглянул в ванную комнату и обнаружил в ванне два дюйма застоявшейся воды. В аптечке стояли пузырьки с баферином, экседрином и тайленолом. Вероятно, Бенефилд страдал от головной боли.– Капитан!
Как только Палатазин вышел из ванной, Цайтфогель протянул ему пожелтевший кодаковский снимок. На фотографии немного располневшая блондинка, сидя на диване, обнимала маленького мальчика с короткой стрижкой и в очках с толстыми стеклами. Мальчик рассеянно улыбался в камеру. Женщина закинула одну толстую ногу на другую, на лице ее застыла кривая усмешка. Палатазин долго рассматривал фотографию, пока не понял, что́ на ней показалось ему странным: остекленевший взгляд женщины, словно она была сильно пьяна.
– Вы когда-нибудь видели мать Бенефилда, мистер Пьетро? – спросил он.
– Нет, никогда.
Фаррис обследовал плиту и раковину. Он наклонился, открыл посудный шкаф и достал оттуда бутылку, наполовину заполненную коричневатой жидкостью. Отвинтил крышку, понюхал, и через мгновение у него перед глазами закружились темные пятна. Фаррис отдернул голову и сказал:
– Черт, что это за дрянь?
Он быстро завинтил крышку и пару раз яростно откашлялся. Легкие его словно облепило маслом, а ноздри пылали огнем. Палатазин забрал у Фарриса бутылку и обнюхал крышку.
– Мистер Пьетро, вы не знаете, что это такое?
– По-моему, похоже на старую мочу.
Отдышавшись, Фаррис снова заглянул под раковину и вытащил оттуда ворох сухих тряпок.
– Не знаю, что это, капитан, но пахнет забористо. Любого с ног собьет.
– Цайтфогель, – тихо сказал Палатазин. – Спустись к машине и запроси данные по нашему другу. Посмотрим, не числится ли за ним чего.
Цайтфогель вернулся через пятнадцать минут.
– В точку, капитан! – доложил он. – У Бенефилда длинный список разбойных нападений, пара обвинений в подглядывании, сексуальном домогательстве и попытке изнасилования. Он восемь лет мотался по психиатрическим лечебницам и лежал в Ратморской больнице.
Палатазин кивнул, разглядывая клетки с шебуршащими тараканами. Потом поставил бутылку на место и закрыл посудный шкаф. Ему ужасно хотелось крикнуть: «ДА, МЫ НАШЛИ ЕГО!» – но он понимал, что еще не время. Теперь нужно было доказать, что Бенефилд как-то замешан в этих четырех убийствах.
– Дождемся, когда он вернется домой, – сказал Палатазин, стараясь придать голосу спокойную уверенность. – Мистер Пьетро, мы посидим снаружи, в машинах. Думаю, будет лучше, если вы останетесь в своей комнате. Хорошо? Когда вы услышите, что Бенефилд возвращается, не выходите поздороваться с ним.
– Вы арестуете его? Что он сделал?
– Мы просто хотим задать ему пару вопросов. Спасибо за то, что показали нам его номер, мистер Пьетро. Дальше мы сами обо всем позаботимся.
И вот теперь Палатазин сидел в своей машине и ждал. Уже не раз ему казалось, будто со стороны Коронадо подъезжает «фольксваген», но это были другие автомобили. Горький миндальный запах жидкости никак не оставлял его. Если прижать тряпку с этой дрянью к носу, она должна подействовать как хлороформ. Очевидно, Бенефид приготовил этот раствор из препаратов, которыми пользовался на работе. Если он и есть Таракан – а клетки с насекомыми указывали на это ясней всего прочего, – то он выбрал себе занятие еще мрачней. Но если это Таракан, то почему он изменил образ действий? Но как веревочка ни вейся, Палатазин надеялся, что сможет повесить на ней Таракана или хотя бы заплести ему ноги.
Минуты переползали в часы. По Коронадо больше не проезжали машины, и вокруг не горело ни одного огонька, кроме вспышки спички, когда Фаррис закурил еще одну сигарету.
«Я подожду, – мысленно говорил себе Палатазин. – Должны же вы когда-нибудь прийти домой, мистер Бенефилд. И когда вы это сделаете, я буду на месте…»
II
Ричер проснулся в темноте, голова гудела от шабли, желудок был набит камбалой по-датски из «Скандии». Соланж рядом не было, он поднял голову и увидел ее обнаженную шоколадно-коричневую фигуру, очерченную лунным светом. Она стояла у окна, отодвинув занавеску, и смотрела на Чаринг-Кросс-роуд.