Читаем Онтология поэтического слова Артюра Рембо полностью

В определённой мере это стихотворение можно рассматривать как образец пейзажной лирики, причём автор пребывает на тонкой грани между лирическим героем-субъектом, чувствующим и воспринимающим мир, и бездыханным героем стихотворения. Композицию текста определяет сочетание крупного плана и детали, вырастающей в своём значении до крупного плана. Так, рваная дыра от снаряда в ложбине и красные дырки от пуль в боку человека имеют одно название un trou и один смысл: пробоина, прорыв, разрыв. Эти пробоины разные по величине. Одна – на теле природы, другие – на теле человека. В первом случае un trou воспринимается как метафора, но финальное употребление этого слова обнажает ядро его значений. Война в равной степени прорывает, разрывает и мирный пейзаж, и тело человека. Данный образ позволяет говорить об опережающей время художественной оптике, определяющей в качестве фона экспрессивную, бросающуюся в глаза театральную декорацию и на этом фоне – скольжение операторской кинокамеры, задерживающейся на мелкой детали. А ведь юный поэт не был избалован посещением театра и уж явно не знал кинематографа.

Театральная декоративность, экспрессия, кинематографическая точность, ещё неведомые литераторам второй половины XIX века, имеют концептуальный смысл. Пейзаж театрален, условен, выписан крупными пастозными мазками серебряной и изумрудной красок, что передаёт мгновенное впечатление безумия обесчеловеченной природы и трансформируется в безусловную реальность человеческой смерти. Этот приём напоминает живописный авангард XX века, например, переход шнуровки поношенных ботинок, плотно облегающих щиколотку в босые узловатые ступни на картине Магрита – наглядная трансформация реалии, взаимное перетекание смысла деталей и создание напряжения семантического поля текста.

Огромную роль в создании этого смыслового напряжения играет авторское слово-понятие. Экспрессия текста строится на ключевом слове un trou – дыра, разрыв, прорыв, окоп, яма. Un trou определяет крупный панорамный план текста, пространственные рамки происходящего. Un trou представляет собой дыру в зелени, раздвигающую сень деревьев в ложбине у реки, разрыв, прорыв, окоп, яму. В тексте Рембо функционируют все названные прямые значения, закреплённые за данным словом-понятием. Кроме прорванного или проломанного отверстия, un trou – дыра, как и в русском языке, обозначает ещё глухое место, захолустье. Все оттенки значений включены в концептуальную семантику пейзажа, определяя пространственные очертания трагедии, разрыв занавеса мирного бытия природы, резкое, как взрыв снаряда. Слово-понятие un trou позволяет уловить смыслы красочной, слепящей, бурлящей, пенящейся солнечными лучами картины. На первый взгляд кажется, что природа неистовствует в блеске жизни: заросли зелени, поющая река, серебро воды лохмотьями застревает в зелени травы, атакуя её; солнце сияет, его лучи вспенивают ложбину. Однако понятие un trou (дыра) указывает на танатальный характер пейзажа: неистовство безумия, знаменующего близость смерти.

Отметим смысловую нагрузку, которую несёт деепричастие accrochant (атакуя), превращая реку – символ жизни в словесной культуре любого народа – в образ агрессивного безумия, разрушения, утраты целостности.

В самом деле, непрерывность и гармония водного потока разрушены: река – des haillons D`argent представляет собой лохмотья серебра, застрявшие в траве, после её атаки. Разрушена также и гармония света: солнце (ещё один символ жизни) mousse de rayons взбивает ложбину своими лучами. Таким образом, в природе есть некая зловещность, безумие, не случайно авторское успокаивающее, увещевательное обращение к ней: «Природа, баюкай солдата».

Обнажается смысл выражения il dor, введение которого в экспрессивную картину безумия природы усиливает контраст между полной неподвижностью человека, в котором нет даже лёгкого трепета, дрожания, колебания и безумной необузданностью образов света: серебро реки, сияние солнца, дождь света – софиты природы включены на полную мощность, но освещается лишь неподвижное тело юного солдата. Солдат спит «в солнце». Не под солнцем, не на солнце, но в солнце. Ощущается бесконечно горькая ирония человеческого существования, со стремлением занять своё место под солнцем даже в смерти.

Композиция текста строится на контрасте: природа живёт, а солдат неподвижен. Спокойствие человеческой смерти передаётся трёхкратным употреблением Il dort (он спит). В четвёртый раз употребляется il fait un sommeон во сне. Понятие сна плавно переходит в понятие смерти, при этом Il mort (он мёртв) не произносится, а подразумевается. Смерть пребывает в тексте Рембо не произнесённой, но изображённой в атрибутах спокойствия, в натуралистических подробностях: открытый рот, распростёртость тела на земле, в цветах, заботливо овладевших телом солдата от затылка до подошв, в неподвижности ноздрей, нереагирующих трепетом на запахи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Китай. Его жители, нравы, обычаи, просвещение
Китай. Его жители, нравы, обычаи, просвещение

«Все, что только написано мною общаго касательно нравовъ, обычаевъ и просвѣщенія въ Китаѣ, при всей краткости своей, достаточно подать вѣрное и ясное понятіе о гражданскомъ образованіи китайскаго государства. Въ Европѣ до сего времени полагали Китай въ Азіи не по одному географическому положенію, но и въ отношеніи къ гражданскому образованію – разумѣя подъ образованіемъ одно варварство и невѣжество: но сами не могли примѣтить своего заблужденія по сему предмету. Первые Католическіе миссіонеры, при своемъ вступленіи въ Китай, превосходно описали естественное и гражданское состояніе сего государства: но не многіе изъ нихъ, и тѣ только слегка касались нравовъ и обычаевъ народа…»Произведение дается в дореформенном алфавите.

Никита Яковлевич Бичурин

Геология и география / История / Языкознание / Военная документалистика / Образование и наука
Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934
Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Вопреки всем переворотам XX века, русская духовная традиция существовала в отечественной культуре на всем протяжении этого трагического столетия и продолжает существовать до сих пор. Более того, именно эта традиция определяла во многом ключевые смыслы творческого процесса как в СССР, так и русском Зарубежье. Несмотря на репрессии после 1917 года, вопреки инославной и иноязычной культуре в странах рассеяния, в отличие от атеизма постмодернистской цивилизации начала XXI века, – те или иные формы православной духовной энергетики неизменно служили источником художественного вдохновения многих крупнейших русских писателей, композиторов, живописцев, режиссеров театра и кино. Часто это происходило в превращенных формах, скрыто, в подтексте, в символике, в иносказании. Порой этого не осознавал и сам художник, так что исследователю стоит немалого труда обнаружить вероисповедную основу вполне светского, на первый взгляд, романа или кинофильма и квалифицировать ее так, как она того заслуживает.Авторы предлагаемой книги по мере сил решают эту задачу – впервые в нашей научной литературе. Первый том из задуманных трех посвящен периоду 1917–1934 годов – от революции до Первого съезда советских писателей, хотя, конечно, затрагивает предыдущие и последующие эпохи отечественной истории и культуры.

Александр Васильевич Моторин , Александр Леонидович Казин , Алексей Маркович Любомудров , Коллектив авторов , Ольга Игоревна Гладкова , Роман Геннадьевич Круглов , Татьяна Николаевна Резвых

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука