В определённой мере это стихотворение можно рассматривать как образец пейзажной лирики, причём автор пребывает на тонкой грани между лирическим героем-субъектом, чувствующим и воспринимающим мир, и бездыханным героем стихотворения. Композицию текста определяет сочетание крупного плана и детали, вырастающей в своём значении до крупного плана. Так, рваная дыра от снаряда в ложбине и красные дырки от пуль в боку человека имеют одно название un trou
и один смысл: пробоина, прорыв, разрыв. Эти пробоины разные по величине. Одна – на теле природы, другие – на теле человека. В первом случае un trou воспринимается как метафора, но финальное употребление этого слова обнажает ядро его значений. Война в равной степени прорывает, разрывает и мирный пейзаж, и тело человека. Данный образ позволяет говорить об опережающей время художественной оптике, определяющей в качестве фона экспрессивную, бросающуюся в глаза театральную декорацию и на этом фоне – скольжение операторской кинокамеры, задерживающейся на мелкой детали. А ведь юный поэт не был избалован посещением театра и уж явно не знал кинематографа.Театральная декоративность, экспрессия, кинематографическая точность, ещё неведомые литераторам второй половины XIX века, имеют концептуальный смысл. Пейзаж театрален, условен, выписан крупными пастозными мазками серебряной и изумрудной красок, что передаёт мгновенное впечатление безумия обесчеловеченной природы и трансформируется в безусловную реальность человеческой смерти. Этот приём напоминает живописный авангард XX века, например, переход шнуровки поношенных ботинок, плотно облегающих щиколотку в босые узловатые ступни на картине Магрита – наглядная трансформация реалии, взаимное перетекание смысла деталей и создание напряжения семантического поля текста.
Огромную роль в создании этого смыслового напряжения играет авторское слово-понятие. Экспрессия текста строится на ключевом слове un trou
– дыра, разрыв, прорыв, окоп, яма. Un trou определяет крупный панорамный план текста, пространственные рамки происходящего. Un trou представляет собой дыру в зелени, раздвигающую сень деревьев в ложбине у реки, разрыв, прорыв, окоп, яму. В тексте Рембо функционируют все названные прямые значения, закреплённые за данным словом-понятием. Кроме прорванного или проломанного отверстия, un trou – дыра, как и в русском языке, обозначает ещё глухое место, захолустье. Все оттенки значений включены в концептуальную семантику пейзажа, определяя пространственные очертания трагедии, разрыв занавеса мирного бытия природы, резкое, как взрыв снаряда. Слово-понятие un trou позволяет уловить смыслы красочной, слепящей, бурлящей, пенящейся солнечными лучами картины. На первый взгляд кажется, что природа неистовствует в блеске жизни: заросли зелени, поющая река, серебро воды лохмотьями застревает в зелени травы, атакуя её; солнце сияет, его лучи вспенивают ложбину. Однако понятие un trou (дыра) указывает на танатальный характер пейзажа: неистовство безумия, знаменующего близость смерти.Отметим смысловую нагрузку, которую несёт деепричастие accrochant
(атакуя), превращая реку – символ жизни в словесной культуре любого народа – в образ агрессивного безумия, разрушения, утраты целостности.В самом деле, непрерывность и гармония водного потока разрушены: река – des haillons D`argent
представляет собой лохмотья серебра, застрявшие в траве, после её атаки. Разрушена также и гармония света: солнце (ещё один символ жизни) mousse de rayons взбивает ложбину своими лучами. Таким образом, в природе есть некая зловещность, безумие, не случайно авторское успокаивающее, увещевательное обращение к ней: «Природа, баюкай солдата».Обнажается смысл выражения il dor
, введение которого в экспрессивную картину безумия природы усиливает контраст между полной неподвижностью человека, в котором нет даже лёгкого трепета, дрожания, колебания и безумной необузданностью образов света: серебро реки, сияние солнца, дождь света – софиты природы включены на полную мощность, но освещается лишь неподвижное тело юного солдата. Солдат спит «в солнце». Не под солнцем, не на солнце, но в солнце. Ощущается бесконечно горькая ирония человеческого существования, со стремлением занять своё место под солнцем даже в смерти.Композиция текста строится на контрасте: природа живёт, а солдат неподвижен. Спокойствие человеческой смерти передаётся трёхкратным употреблением Il dort
(он спит). В четвёртый раз употребляется il fait un somme – он во сне. Понятие сна плавно переходит в понятие смерти, при этом Il mort (он мёртв) не произносится, а подразумевается. Смерть пребывает в тексте Рембо не произнесённой, но изображённой в атрибутах спокойствия, в натуралистических подробностях: открытый рот, распростёртость тела на земле, в цветах, заботливо овладевших телом солдата от затылка до подошв, в неподвижности ноздрей, нереагирующих трепетом на запахи.