Опасайся взгляда Царицы Змей

Иван надолго задумался. Так надолго, что Сиур задремал. Ему привиделась Тина, ее мягкие волосы, укоризненный взгляд. Скучает небось…

– Это Лидушкины вещи! – громко заявил Иван. – Точно, ее!

Сиур вздрогнул, сел и уставился на него. Уж слишком абсурдным казалось предположение Ивана.

– А мужские? Тоже Лидины?

Иван опять надолго задумался.

– Мужские вещи принадлежат Сергею Горскому, зятю моему! – неожиданно заключил он.

– Откуда ты знаешь?

– Меня осенило…

Объяснение – то, что надо! Сиур едва сдержал смех. Чем черт не шутит? Вдруг правда «осенило»? Во всяком случае, стоит проверить. Только вот как встретиться с Горским? Придется ехать в обитель. С Лидой в данном случае все проще…

– Не тревожься. Гора сама придет к Магомету… – важно изрек Иван.

Сергей покинул монастырь без горечи в сердце. Он не обрел в нем то, на что надеялся. Зато получил неожиданный дар, с которым пока не знал, что делать. «Будда» лежал на дне его сумки, аккуратно завернутый в мягкую ткань.

Вассиан ушел из обители вместе с Горским. Ему будет скучно без нового друга. А в городе они снова смогут встречаться, весело проводить время. Правда, Сергей изменился после разговора со Старцем, стал серьезнее.

Они расстались в Харькове, на вокзале. Горский сказал, что не хочет заходить домой, – слишком плохие воспоминания связаны теперь с этой квартирой, – а сразу поедет в село к бабе Наде.

«Лиду повидать… – догадался несостоявшийся батюшка. – Влюбился, красавчик. Быстро он утешился. Едва жену похоронил, уже за новой юбкой увивается… прости меня, Господи!»

Сам он был равнодушен к женскому полу. Выпить в душевной компании куда приятнее, чем попасть под каблук стервозной бабенке.

Вассиан долго смотрел вслед Горскому, как тот шел к пригородному поезду, – высокий, стройный, с гордо поднятой головой. Гордыня – великий грех! А блуд и того хуже! Но почему-то Вассиану нравился Сергей, непокорный гордец, сластолюбец и гуляка.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя… – прошептал он слова молитвы и три раза истово осенил себя крестным знамением…

На проселочной дороге стояли лужи от растаявшего за ночь снега. В воздухе висел сырой туман. Горский долго смотрел на знакомый ему дом, прежде чем войти. Столько воспоминаний пронеслось – купальские игрища… Алена… та незабываемая ночь, проведенная с Лидой… безумные клятвы… предательство… отчаяние и страх…

– Явился! – прогремела баба Надя, уперев руки в бока. – Выгнали, что ль, из святой обители?

Сергей так и застыл на пороге, бледный, худущий, с бесовскими глазами, в черной монастырской хламиде. Потрепала жизнь Аленкиного мужа… ишь, в послушники подался. Думал, прощение себе вымолить.

– Не выгоняли меня. Сам ушел…

– Ну, коли сам… проходи в горницу, – отчего-то смягчилась хозяйка. – Ой, мамочка! Оладьи!

Их кухни потянуло горелым, и бабу Надю будто ветром сдуло.

Сергей бросил в угол сумку с пожитками, неторопливо снял заляпанные грязью сапоги.

В горнице его встречала Лида. Ее глаза светились, как озерная вода в солнечный день. Такие глаза смотрели с картин Боттичелли – прозрачные, с нежным огнем в глубине…

– Лида… – он шагнул к ней, ощущая дрожь в ногах и понимая, что все в его жизни происходило только ради этой встречи. Книга, которую он собирался писать, рвущиеся в небо купальские костры, запах душистых трав, тишина монастырской кельи… неистовство и забытье… тоска… любовь… Трудная дорога, по которой он шел к ней.

Лида отвернулась, и его губы скользнули по ее щеке. Она улыбалась, как ни в чем не бывало, но в глазах застыла неутоленная боль.

Горский понял, что эту женщину ему придется завоевывать вновь. Она изменилась. Новая Лида была ему дороже и ближе.

Баба Надя позвала к столу. Ей не удалось никого больше поймать, дабы исполнить священный ритуал «потчевания», поэтому весь ее хлебосольный жар достался молодым людям. Сергей ухаживал за Лидой, деревенской девчонкой, как за супругой посла на дипломатическом рауте, а она снисходительно позволяла подвинуть стул, подать блюдо, налить вина.

В печке гудел огонь, за окном ветер стряхивал капли с мокрого сада.

Какое удовольствие можно, оказывается, испытывать от того, что смотришь на женщину, подаешь ей оладьи, варенье или чайную ложку! Можно дотронуться до ее руки или плеча…

– Приятного аппетита! – улыбнулся Сиур, усаживаясь поближе к самовару.

У Горского вытянулось лицо. Он думал об этой встрече и побаивался ее. В прошлый раз, на похоронах Марфы, он, кажется, сболтнул что-то лишнее… Так тогда набрался, что почти ничего не помнит.

– Не ожидал приятеля увидеть? – кивнула на приезжего баба Надя.

– Н-нет…

– А он не один нагрянул, маму нашей Леси привез… Хороший человек. Близко к сердцу принял чужое горе. С Иваном вот в лес ходил. Кстати, где ты его оставил, мил человек? В баньке?

Сиур кивнул. Иван наотрез отказался от материного угощения. Сказал, что лучше поспит маленько в предбаннике, чем давиться борщом да пирогами.

– Ох, и привередливый Ванька у меня, сил нет! – пожаловалась гостям хозяйка. – Весь в деда Илью.