Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Лео подвергнул цензуре слово, которое они явно использовали, чтобы обозвать его мать. Он опустил жалюзи в рабочей комнате для заключенных и подошел ко мне, чтобы снова сесть.

– Я никогда по-настоящему не знал, кто я такой, но потом понял, что должен быть черным, более черным, чем кто-либо другой.

– Как это? – спросил я.

– Я читал о Черном самосознании, Черной силе, Малкольме Икс[13], «Нации ислама»[14], «Черных Пантерах»[15].

– Вы бы предпочли черного психиатра?

– А вы таких знаете? – спросил Лео с насмешкой. – Как вы попали в психиатрию?

Я рассказал ему. Я рассказал ему о том, как мой брат повредил глаз, и о том, как мистер Томкинс затеял тот разговор с Майком и мной. Он рассмеялся.

– Подобные вещи случались со мной постоянно.

– Но был и другой учитель, – сказал я ему. – Звучит банально, но он присудил мне приз, прежде чем я перешел в следующий класс. Он помог мне снова поверить в себя.

– Мой учитель… – Лео колебался. – Тот, о ком я упоминал, он выдал мне диплом, удостоверяющий, что я изучал технологию проектирования.

– Вы выглядите лучше после последнего маниакального состояния. Как вы себя сейчас чувствуете?

Он казался задумчивым.

– Гораздо лучше. Расскажете мне о литии? Прошлый консультант рекомендовал его мне. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о нем.

– Хорошо, – кивнул я. – Как насчет сделки? Я расскажу вам о стабилизаторах настроения, а вы расскажете мне о том, каково это – быть черным, и о своем опыте. У вас уникальный опыт.

Мне не пришлось ждать. Лео устроил мне часовой мастер-класс о том, как быть черным, от рабства до Манделы и далее.

– Кругом так много расизма, – заключил он. – Он повсюду. На днях я сел в лифт в «Джоне Льюисе», и какая-то мамочка поспешно вытолкала свою маленькую девочку прочь оттуда. Я знал, что это не их этаж: они вышли в отделе мужской одежды.

Через неделю после этого разговора я пошел ужинать со своим другом Фейсалом. Я рассказал ему о переживаниях Лео.

– Меня останавливают раз в месяц, – сказал Фейсал.

– Какая у тебя машина? – спросил я.

– BMW седьмой серии.

– Так тебе и надо, – сказал я.

Мой Fiat вообще не останавливали.

На прошлой неделе, два десятилетия тому назад, нигерийский врач, замечательная, умная, добрая женщина, сидела со своим мужем на скамейке возле их церкви.

– Идите домой, – сказала симпатичная белая пара, проходившая мимо.

На следующий день за ее сыном медленно ехала машина с тонированными стеклами, пока он совершал пробежку – все шесть километров. Я думаю, что всегда недооценивал пагубную силу расизма. Я знал о его существовании в теории, и мне не хотелось признавать, что я сам тоже являюсь частью институционально расистского общества. Изучая криминологию, я просмотрел статистику арестов молодых чернокожих мужчин. Позже я работал в тюрьме и в общих отделениях в Лондоне, а затем попал в службу судебной психиатрии, тоже в Лондоне. И, честно говоря, везде я встречал гораздо больше чернокожих людей, чем предполагал[16]. Я не говорю, что сознательно ставил чернокожим людям неправильные диагнозы. Просто в некоторых областях психиатрии не нужен статистик, чтобы увидеть, что в этой сфере чернокожих пациентов явно значительно больше. Нужно задавать сложные вопросы о неравенстве возможностей, об образовании, жилье и полицейской деятельности. А потом разобраться, почему люди заболевают.

Вопрос о том, голубые у вас глаза или карие, никогда не был таким важным, как сейчас.

Я взял у Лео кровь на анализы, и на следующей неделе он начал принимать литий. В следующий раз я увидел его в амбулаторном отделении, и он снова связался со своим старым учителем и сказал мне, что у него новые отношения.

– Она совсем не похожа на меня, – взволнованно сказал он.

«То есть она не черный общественный активист с биполярным расстройством?» – хотел пошутить я, но вместо этого спросил:

– Что вы имеете в виду?

– В ней всего сто пятьдесят пять сантиметров роста.

Я не видел своих учителей с тех пор, как окончил школу. Я вернулся домой и пошел по дорожке к подъезду. Папа стоял перед гаражом, мама – у задней двери, и они оба выглядели обеспокоенными.

– Ну?.. – начал папа. Мама зажала рот руками. Я мог бы сам просто сказать ему, что у меня хорошие оценки, но вместо этого протянул ему листок бумаги. Я никогда не видел отца таким неподвижным.

– Ты станешь врачом, – сказал он наконец.

И он протянул ко мне руки. Сначала я не понял, что он делает, потом до меня дошло: он приглашает меня обняться. Я шагнул вперед, и он заключил меня в объятия.

ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ РАЗ, КОГДА Я ОБНИМАЛ СВОЕГО ОТЦА. Я ВСЕГДА БУДУ ЭТО ПОМНИТЬ.

Поступление на медицинский факультет и объятия папы было лучшим, что случилось со мной. Ну разве что кроме того, что произошло в биологической лаборатории вскоре после того, как в мой класс пришли новые симпатичные девчонки. Впрочем, пусть то, что случилось в биологической лаборатории, так и остается там.