Думаю, что в наши дни пациент тут же начал бы жаловаться на такое обхождение, указывать на патерналистский характер медицины, эмоциональную травму и, без сомнения, финансовые потери, понесенные из-за ненужной дополнительной минуты, которую я потратил на его обследование. Но тогда было все наоборот: это мистер Хиггинс выглядел нарушителем правил и получил замечание, после которого затих и вел себя спокойно на протяжении всего осмотра.
Как нам было не любить доктора Скотта? Ему нравилось учить нас, и, более того, его действительно волновало все, что происходит в больнице.
После тщательного осмотра студентам разрешается провести перкуссию легких. Это то самое, когда врач прижимает одну руку к груди пациента и постукивает по ней тыльной стороной пальцев другой руки. Если легкие здоровы и полны воздуха, то слышно приятную резонансную ноту, похожую на постукивание в маленький барабан.
Если легкое заполнено жидкостью или затвердело от инфекции, звук будет напоминать глухой удар. И вот наконец можно достать стетоскоп. Мне не терпелось это сделать.
К этому моменту моего обучения я уже достаточно хорошо натренировал свои уши различать «тук-тук» двух сердечных тонов, прочитал кое-что о заболеваниях клапанов сердца и о том, какой тип шума они вызывают.
Но в реальной жизни я еще никогда не слышал этих самых тонов. Я знал, что некоторые шумы в сердце звучат как «ПШ-Ш-Ш», когда кровь поступает обратно в верхнюю камеру; знал, что есть такие, которые звучат как «луп-де-ду-у-у-у-у», когда старый изношенный митральный клапан открывается под внешним давлением. Но до сих пор все это было только теоретически. Слушая с помощью своего почти новенького стетоскопа сердце мистера Хиггинса, я находился под пристальным вниманием наставника, Великого Старого врача.
– Кейв, ты слышишь щелчок?
Великий Старый врач знал все. Он излучал уверенность и творил свое искусство с уравновешенностью и изяществом. Я не хотел его разочаровывать. Никто не хотел разочаровывать его, даже пациенты. Они так его уважали и боялись, что им, похоже, становилось лучше – лишь бы только не расстроить доктора. Я посмотрел на него и почувствовал себя ужасно, потому что я слышал только какой-то влажный, хлюпающий звук, который, скорее всего, исходил из кишечника пациента, а не из его сердца.
– Ну, ты слышишь? – Он немного повысил голос, как будто разговаривал с иностранным официантом.
Я ни черта не слышал. Но я решил все же сказать «да», тем более это было не совсем ложью. Поэтому, пока его вопрос все еще звенел у меня в ушах, я выпалил:
– Определенно.
Понятия не имею, почему я выбрал именно это слово. Наверное, оно показалось мне более убедительным.
Секунду мне казалось, что мое вранье сошло мне с рук. Но потом я поднял глаза. Обычно светлое, покрытое морщинами лицо моего учителя, казалось, поникло. Он… о боже, я чувствовал себя ужасно.
– Кейв, я рассказывал тебе свой второй закон?
Я покачал головой… Я и про первый-то ничего не знал и был так напуган, что спросить побоялся.
– Если человек говорит «определенно», то, скорее всего, он совсем не уверен в том, о чем говорит.
Я покрутил эти слова в голове, пытаясь разобраться в них, а вдруг как будто что-то щелкнуло. Конечно, он прав. Ведь если вы в чем-то уверены, вам не нужно говорить, что вы «определенно уверены». Достаточно простого «да».
Я был потрясен. Попробуйте, распознайте ложь в ответе на вопрос. Например, я часто задавал своим пациентам в клинике наркозависимости такой:
– Вы все еще употребляете героин?
Тут есть два возможных ответа: либо «нет», либо «нет, я определенно перестал употреблять героин».
Замечаете, что второй ответ является ложью? На самом деле его можно перевести так: «Давайте быстрее выпишите мне этот чертов рецепт на метадон, потому что иначе я разминусь со своим барыгой, и тогда мне и в самом деле придется принимать это ваше зеленое дерьмо». Метадон используется для лечения героиновой зависимости. Он выпускается в виде густой зеленой жидкости, которая очень привлекательна для детей, поэтому каждый год множатся случаи попадания этого лекарства в детские организмы.
Мой старый-престарый врач сжалился надо мной. Он жестом вернул меня к пациенту и попросил послушать еще раз.
– Тебе нужно предвидеть то, что ты услышишь, – сказал он величественным и бесконечно мудрым голосом.
Он заставил меня тихо произнести «люп-де-ду-у-у-у», чтобы отрепетировать это в уме.
– То, что мы слышим, – это проекция того, что мы ожидаем услышать.
Это было все равно что слушать шаолиньского монаха. Этому человеку следовало бы стать психиатром. Он был прав по всем пунктам. После того как соберешь историю болезни пациента и проведешь тщательное обследование, к моменту, когда надо будет слушать его грудную клетку, нужно знать, что ты услышишь.