А потом наваливали на доску тяжелые камни, которые быстренько раздавливали подсудимого. И вот так человек и лежал. Было всего два возможных исхода. Либо подсудимыйумирал, либо наконец говорил, виновен он или нет.
И если он действительно заявлял о своей вине, я полагаю, что его развязывали, поили чашкой хорошего чая, а затем отводили обратно в зал суда для продолжения судебного разбирательства.
Я упоминаю об этом только потому, что в наши дни камни на животе, задавливающие человека до смерти, заменил психиатр. Теперь наша обязанность сообщать суду, годен ли человек для дачи показаний. И это важно, потому что, что бы ни случилось, если вы не в состоянии осознать свою вину, то не попадете в тюрьму.
Я поискал педофила с деменцией в компьютерной системе и увидел, что он находится в одном блоке с другими сексуальными преступниками, что заставило меня задуматься, что происходит. Если у человека есть такие когнитивные нарушения, как предполагали заявители, я ожидал, что тюремные чиновники должны были направить его ко мне для оценки.
Я позвонил им.
– Да, мы знаем Уоррена… Нет, он не часто выходит из своей камеры, но с ним все в порядке… Нет, он говорит, что ничего не может вспомнить… Док, я не хочу вас перебивать, но он точно притворяется. С ним все в порядке.
Я встретил его на следующий день, во вторник, в блоке для заключенных. Меня отвели в его камеру, и я представился ему.
– Я доктор Кейв, психиатр, – повторил я три раза, прежде чем до него дошло.
– Почему я здесь? – слабо спросил он.
– Где мы, по-вашему, находимся? – спросил я.
– Это отель? – спросил он. – Как долго я здесь нахожусь?
Это начинало звучать как та игра, где можно только задавать вопросы.
– Как вы думаете, сколько вы здесь пробыли? – спросил я, пытаясь чего-нибудь добиться.
Одна из тюремных надзирательниц подошла к двери.
– Вы в порядке, док?
– Это моя жена? – спросил мистер Уоррен.
– Я похожа на твою жену? – Это был вопрос, но звучал он как утверждение.
Уоррен повернулся ко мне.
– Могу я сходить в туалет, пожалуйста? У меня постоянно случаются неприятные неожиданности.
Я кивнул и внимательно смотрел, как он выходит из камеры и поворачивает налево. Не было никаких сомнений. Он прошел по центральному коридору и повернул направо к туалетам.
– Похоже, он нашел путь без проблем, – пробормотал я себе под нос.
Я вернулся и сел на стул Уоррена. Я проверял свою гипотезу.
Стул был сухой.
Вернувшись, он кивнул мне, когда я встал, чтобы уступить ему стул, но не спросил меня, кто я такой.
Я провел полное обследование на деменцию, и результаты показали, что у него деменция средней или тяжелой степени. Проблема заключалась в том, что в этом не было никакого смысла. Он набрал очень низкие баллы в тех областях, где я этого не ожидал. Когда у моей матери началась деменция, у нее не возникало проблем с повторением имени и адреса человека, пока они были свежи в ее памяти, но через пять минут, когда вы спрашивали ее адрес, она выглядела слегка обеспокоенной и спрашивала, что вы имеете в виду.
Уоррен не понимал тонкостей ухудшения памяти при деменции и, что еще хуже, держал меня за дурака.
– Ну, я закончил, мистер Уоррен.
– Закончили что? – спросил он.
– Закончил делать тесты на память.
– Я прошел?
– Нет, вы не справились ни с одним заданием. У вас слабоумие. Все довольно плохо. Я напишу вашим адвокатам.
Я встал, чтобы уйти, и как раз подошел к двери камеры. Я остановился, полуобернулся и выпустил своего внутреннего Коломбо и агента гестапо из «Большого побега».
– Я приду в суд в эту пятницу, чтобы дать показания, мистер Уоррен.
– Суд завтра, доктор, – поправил он меня. Я думаю, он понял свою ошибку, пока говорил. – Слушание назначено на среду…
Я повернулся к нему, и мы довольно долго смотрели друг на друга.
– Я надеюсь, что правосудие восторжествует в среду, мистер Уоррен. Удачи.
По смежному вопросу я также хотел бы поблагодарить мужчину с сильной «деменцией», который недавно переехал в общежитие для условно осужденных недалеко от Гилфорда. Ваши инструкции о том, как мне вернуться на дорогу A3, были точны, и с учетом того, что мой навигатор сломался, они оказались очень полезны.
К сожалению, мочой я пачкался далеко не один раз.
Я катался на лыжах с Майком, несколькими другими друзьями и нашими партнерами. Стоял солнечный весенний день, и с повышением температуры снег к середине дня стал подтаявшим и мокрым. Мы пришли на склон рано, и, как только все стало больше похоже на катание на водных лыжах, мы решили сделать перерыв и нашли ресторан с хорошим видом.
После третьего или четвертого изотонического напитка, который кто-то осмеливается называть пивом, мои почки вновь вспомнили о своем предназначении, и мне захотелось пописать. Поняв, что туалеты не работают, я поплелся к блоку наверху станции горнолыжного подъемника.