Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Мы используем метод, называемый плетизмография полового члена. Проще говоря, на мужской член надевается подпружиненный зажим, а затем испытуемому демонстрируются тщательно отобранные картинки, которые могут вызвать сексуальное возбуждение. Возбуждение приводит к расширению зажима, и это расширение измеряется электронным способом и отображается на экране в соседней комнате, где сидит человек в белом халате. В это трудно поверить, но плетизмография разработана со вкусом.

Я рассматривал этого человека как сторонний эксперт. Мне рассказали его историю, и я не мог не принимать во внимание тот факт, что он сам стал жертвой. Он подвергся насилию незадолго до своего десятого дня рождения. А в сорок лет он изнасиловал семилетнего ребенка.

Отчет был подготовлен для слушания по его условно-досрочному освобождению, поэтому не будет преувеличением сказать, что свобода преступника напрямую зависела от моего вывода и согласия с ним комиссии по условно-досрочному освобождению.

Он рассказал мне все, что нужно.

– Я могу честно сказать, что сейчас мне лучше. В тюрьме я так много узнал о себе и о том, почему я совершил это ужасное преступление, о котором сожалею…

Вы поняли идею.

Вопрос заключался в том, говорил ли он правду. Я написал его адвокатам и предложил провести плетизмографию.

Адвокат, казалось, был совершенно убежден, что его клиент – исправившийся преступник.

– У него не было неприятностей больше пятнадцати лет, – сказал он мне.

Я не решался указать на то, что он все эти пятнадцать лет провел в тюрьме и не имел никакого доступа к семилетним мальчикам.

После того как этому заключенному сделали плетизмографию, я пошел к нему, чтобы ознакомить преступника с результатами.

Я объяснил, что тесты показали, что его возбуждали изображения на картинках, и, судя по всему, практически все. Даже человека, проводившего тест, удивили результаты. Они были из ряда вон выходящими.

Он выглядел немного смущенным, а затем признался, что его все еще посещают сильные педофильские фантазии и он постоянно мастурбирует.

– Док, я такой с десяти лет. А ваши фантазии изменились с детства?

Я не ответил ему, но если бы я был честен, я бы, вероятно, сказал: «Не очень». И тогда мне показалось довольно поверхностным думать, что любая фантазия внезапно перепишет себя, если другие люди скажут, что это неправильно, незаконно, аморально или патологично.

Я посмотрел на его схему возбуждения в отчете и решил подтвердить эти выводы для себя.

– Я собираюсь нарисовать вам картинку, – сказал я. Я нарисовал ему человечка с руками и ногами-палочками – круглая голова, одна линия для тела и линия для каждой руки и ноги.

Вот и все.

Он посмотрел на нацарапанный рисунок, поднес его ближе, сглотнул и заговорщически наклонился вперед.

– Сколько ему лет? – спросил он.

Как я уже говорил, этому типу придется состариться в тюрьме. Однажды, в один прекрасный день, его выпустят. Но это будет тогда, когда от него будет пахнуть мочой и он станет слишком немощным или дряхлым, чтобы встать со стула.

Самоповреждение: бордовый стул

Я привык к тому, что люди причиняют себе боль, – это часть моей работы. И нужно сказать, что они делают это по самым разным, непростым, причинам.

Эмоционально нестабильный способ борьбы со стрессом работает следующим образом: я чувствую обиду и теряю контроль, поэтому причиняю боль самому себе.

Другой видит, как я расстроен, и заботится обо мне. Я благодарен за заботу и боготворю его. Другой человек замечательный, и он обязательно мне поможет. Но что, если он не сможет меня исцелить? Что, если он такой же, как все остальные? Он отвергнет меня, поэтому я сначала отвергну его или заставлю его отвергнуть меня. Он не заботится обо мне. Он меня ненавидит. Я чувствую обиду и теряю контроль, поэтому причиняю боль самому себе…

Из этого замкнутого круга почти невозможно выбраться. Все повторяется снова и снова.

Самоповреждение при депрессии – это совсем другое: я причиняю себе боль, потому что хочу умереть. Мне безразлична чужая помощь. Я безразличен ко всем. Я приму лекарство, но оно, вероятно, не поможет. Я чувствую себя немного лучше. Сейчас я не хочу причинять себе боль. Я возвращаюсь домой.

В тюрьме это часто происходит совсем по-другому. Я причинил себе боль. Я не забочусь о себе. Мне плевать на окружающих. Мне все равно, помогут ли мне. Сейчас пути назад нет.

Самоповреждение, которое я наблюдал в больнице, совсем не похоже на то, что я видел в тюрьме. Конечно, тюрьмы – это не больницы, и заключенных там не лечат, но я думаю, что дело не только в этом.

НЕКОТОРЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ИСПЫТЫВАЮТ ГЛУБОКОЕ ЧУВСТВО НЕНАВИСТИ, ОТВРАЩЕНИЯ И БРЕЗГЛИВОСТИ К СЕБЕ, ЧЕГО Я НЕ ВИЖУ У ЛЮДЕЙ ВНЕ ТЮРЬМЫ.