Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Вот, например, алкоголь: он дешев, доступен и социально приемлем. На самом деле он настолько доступен, что стратегия минимального ценообразования намеренно увеличивает стоимость спиртного.

Государство, по сути, приняло осознанное решение контролировать количество употребляемых нами алкоголя и табака. И первый, и второй невероятно вредны для человека, и оба, надо сказать, невероятно эффективны в повышении налоговых поступлений.

Раньше курение табака было доступной привычкой и по цене, и по отношению к ней в обществе. Но теперь цена намеренно завышена, табак нельзя употреблять везде, где хочется, и курение менее приемлемо обществом, чем когда-либо. Таким образом, в результате определенных правительственных мер люди курят меньше. Все решается достаточно просто.

Сейчас ведутся активные дебаты о легализации каннабиса в Великобритании, но вообще общество может принять решение о легализации любого наркотика. Когда я работал в службе по борьбе с наркозависимостью, люди с серьезной опиатной зависимостью каждый день воровали, чтобы достать деньги на наркотики. Я познакомился с одним пациентом, который любил поспать в воскресенье утром, поэтому в субботу всегда старался стащить побольше из магазина. Я спросил его, почему он пришел проконсультироваться со мной, и он сказал мне, что было два момента, когда он понял, что у него проблема. Первый – когда он перешел от курения героина к инъекциям, просто чтобы получить тот же кайф. Следующий случай произошел, когда он употребил воскресный запас героина в субботу вечером.

Это прекрасное описание зависимости. И дебаты о героине (точнее, об опиоидных препаратах) давно назрели, вот почему я должен рассказать вам о миссис Бейнбридж, целеустремленной и замечательной женщине, которую я лечил в больнице до того, как пошел в психиатрию. Все врачи, которых я знаю, давали опиаты своим умирающим пациентам, чтобы облегчить их боль, зная, что эти лекарства сокращают жизнь.

Миссис Бейнбридж была прелестной и стойкой, отличной матерью – такой можно гордиться. Мы вместе поговорили о ее жизни. Она путешествовала по северному Таиланду задолго до того, как это вошло в моду, и вырастила троих детей. Одна из ее дочерей была медсестрой, с которой я познакомился. Муж пациентки работал бухгалтером, и его накануне его семидесятилетия ограбили на улице. Примерно через месяц у него выявили болезнь двигательного нейрона[53], и миссис Бейнбридж выпало наблюдать, как он чахнет, а потом похоронить его.

Шесть месяцев спустя дети уговорили ее отправиться в кругосветный круиз. Ей эта идея понравилась, однако сразу по возвращении в Великобританию ей стало плохо. Она пошла к врачу, который отправил ее в больницу. У нее нашли рак кишечника, который уже сильно распространился. Два года спустя она умирала от различных осложнений болезни. Даже тогда она, казалось, не беспокоилась о себе.

– На него напали, – сказала она мне. – Забрали его телефон. Это сделал наркоман. – Она посмотрела куда-то вдаль. – Что еще за человек мог украсть телефон у старика? После этого у него развилась болезнь двигательного нейрона. Как вы думаете, доктор, тот случай мог спровоцировать болезнь?

– Я не знаю, – сказал я ей. – Послушайте, мы получили результаты обследования. Рак добрался до костей. Я думаю, именно поэтому вам сейчас так больно. Ваша одышка – это потому, что у вас жидкость в легком. Я могу откачать ее, и вам станет легче, но все повторится.

– Боль, доктор. Я не уверена, что смогу справиться с болью.

– Мы можем облегчить боль, – сказал я ей с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.

Я поговорил с ее семьей. Все знали, что происходит. Она умирала.

– Могу я умереть дома? – спросила она.

– Давайте возьмем боль под контроль.

Мы увеличили дозу опиатов, чтобы справиться с постоянно усиливающейся болью, но, по сути, мы играли с болью в догонялки. Я пару раз откачивал жидкость из легкого, чтобы помочь ей дышать, но в целом мы ничего не могли сделать. Было трудно представить, как доставить ее домой.

Она позвала меня после обхода палаты. Я сел на кровать рядом с ней, и она взяла меня за руку. Пациентка сказала мне, что поговорила со своими детьми и попросила их прийти к ней в тот же вечер.

– Мы собираемся попрощаться, – сказала она мне. – Я хотела вас попросить, доктор… После того, как они уйдут, не могли бы вы увеличить дозу моего лекарства?

Она сделала паузу перед тем, как сказать «увеличить», просто чтобы убедиться, что слово правильно произнесено и что я его ясно расслышал.

– Вам очень больно? – спросил я ее.

– Ужасно, доктор, ужасно. – А потом она слегка поморщилась, чтобы показать, насколько ситуация кошмарна.

Она играла, и я знал, что она играла, и она знала, что я знал, что она играла.

Но ирония в том, что это не было притворством. Ее боль действительно была ужасной. «Никто не должен умирать в муках», – такова мантра консультанта для неизлечимо больных пациентов, у которого я учился. Поэтому я внес изменения в схему приема лекарств и показал ее дежурной медсестре.

– Ты уверен? – уточнила она. – Такая большая доза?