Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Как сказано выше, наш прибор до смешного прост, и о нем никак нельзя сказать, что он располагает памятью наподобие наших воспоминаний об опыте прошлого, но можно сделать первый шаг к тому, чтобы его такой памятью наделить. Предположим, что в него встроен счетчик, показания которого меняются каждый раз, когда прибор переходит в состояние Q, и который после десяти лет службы будет свидетельствовать о 1 435 792 срабатываниях. Предположим, что после переезда детектора в Панаму счетчик не обнулили, так что после принятия первой монеты в четверть бальбоа он будет показывать, что прибор сработал 1 435 793 раза. Будет ли это свидетельствовать в пользу утверждения, что прибор еще не переключился на опознание монет в четверть бальбоа? (Можно и дальше усложнять и модифицировать ситуацию, если это способно повлиять на наши интуитивные предположения. Должно ли такое влияние возникнуть?)

Ясно одно: в четвертачнике (и его внутренней деятельности), рассматриваемом в индивидуальном порядке, нет абсолютно никаких сущностных свойств, которые могли бы позволить отличить его от оригинального ч-бальбера, созданного по заказу панамского правительства. Разумеется, значение должно иметь то, выбрали ли прибор из ряда других за его способность опознавать панамские четвертаки741. Если его выбрали новые владельцы (в самом простом случае), то, даже если они забыли обнулить счетчик, первое совершенное им действие будет соответствующим действительности опознанием четверти бальбоа. Новые владельцы могут с радостью воскликнуть: «Работает!» Если, в противном случае, четвертачник был отправлен в Панаму по ошибке или оказался там в результате случайного совпадения, то первое совершенное им действие не будет иметь никакого значения, хотя вскоре те, кто сталкивается с прибором, могут оценить его способность отличать панамские четвертаки от местных подделок, и тогда он может начать функционировать в качестве ч-бальбера в самом полном значении этого термина – хотя путь к этой «должности» и окажется менее формальным. Это, кстати говоря, уже противоречит мнению Сёрля, что функции могут быть только у артефактов, причем это – функции, которыми их наделили их создатели посредством совершения весьма специфических ментальных актов создания артефактов. Первые конструкторы четвертачника могли совершенно не подозревать о последующем использовании их предприимчиво экзаптированного изобретения, так что их намерения в расчет не принимаются. А новые владельцы, выбравшие прибор, тоже могут не суметь сформулировать какие-то конкретные намерения – они могут просто поддаться привычке полагаться на то, что четвертачник выполняет какую-то полезную функцию, не подозревая о бессознательной экзаптации, в которой поучаствовали. Вспомним, что в «Происхождении видов» Дарвин уже привлекал внимание к бессознательному отбору характеристик домашних животных; бессознательный отбор характеристик артефактов вовсе не является натяжкой; можно предположить, что он происходит достаточно часто.