Возвращаясь домой в час ночи, я была так погружена в свои мысли, да и голова слегка кружилась от виски, что забыла тихо прокрасться через заднюю дверь. Мама спустилась и включила свет. На ее лице отразилось удивление, потом гнев, а затем тревога.
– Что происходит, Фрэнсис? Только не говори, что ты просто спустилась выпить стакан молока или еще что-то в этом роде. Ты полностью одета, даже накрашена. Ты гуляла с Джоном?
Мама окинула меня взглядом, означавшим, что я сама должна рассказать ей то, о чем она не хотела спрашивать. Но я не хотела ни с кем этим делиться. Я не рассказала ей, что порвала с Джоном, все слишком запуталось. Я стала такой лгуньей.
Поэтому просто вздохнула и сказала:
– Такое больше не повторится, мама.
Она по-прежнему выглядела встревоженной, но кивнула:
– Значит, завтра ты останешься дома и будешь весь день помогать мне в пекарне.
– Хорошо.
Неделю спустя мама застукала меня, когда я возвращалась домой в два часа ночи, хотя я старалась производить как можно меньше шума. За это она посадила меня под домашний арест на все выходные.
Мои родители были людьми разумными, не такими строгими, как у Эмили, и не такими безразличными, как у Роуз, золотой серединой. Они позволяли мне наслаждаться свободой, но наказывали, если я заходила слишком далеко. В третий раз я сумела прокрасться в дом, не попавшись маме на глаза, но на четвертый сшибла кувшин с водой, который она сообразила поставить у задней двери.
После этого мои выходные наполнились разными изобретательными наказаниями, и я проводила время под строгим присмотром. Весь май я разбирала гараж, а в июне и в июле пропалывала заросший сад на заднем дворе. Но в августе сорняки на нем закончились, и мама пристроила меня работать в сад бабули Симмонс через дорогу. Так что, благодаря маме, я много недель не виделась с Фордом.
Я снова начала задаваться вопросом, почему он не приходит повидаться со мной.
И заволновалась, потому что скучала по нему.
Глава 27
«Скорая» стоит перед гостиницей «Касл-хаус». Огни до сих пор сверкают, но сирена выключена. С бурлящей тревогой я вбегаю внутрь через тяжелые двойные двери. В голове эхом крутятся слова Арчи Фойла: «Грустно осознавать, что теперь из трех осталась только Роуз».
Три подруги настолько переплелись между собой в моих мыслях, что мне кажется логичным – убийца Фрэнсис пришел и за Роуз. Если Фрэнсис узнала, кто убил Эмили, первым делом она рассказала бы Роуз. И это превращает Роуз в мишень, даже если у Фрэнсис не было возможности поговорить с ней о своих выводах. Я уверена, Фрэнсис убил тот, кто хорошо ее знал, а значит, он понимал, что Роуз тоже может стать помехой. В вестибюле пусто, и, озираясь по сторонам, чтобы понять, куда подевались медики, я не могу не отметить, как здесь светло и красиво. Высокие потолки и светло-желтые обои, которые выглядят шелковыми.