Опасная профессия

«…Александр Трифонович! Роман готов. Но что значит для писателя отдать в редакцию роман, если всего за жизнь думаешь сделать только их два? Все равно что сына женить. На такую свадьбу уж приезжайте ко мне в Рязань.

И он согласился, даже с удовольствием… уникальный случай в его редакторской жизни… Он и приехал-то простым пассажиром местного поезда и билет взял сам… не через депутатскую комнату…» (с. 84).

«Как я понимаю работу, ему нужно было быть трезвым до ее конца, но гостеприимство требовало поставить к обеду и водку и коньяк. От этого он быстро потерял выдержку, глаза его стали бешеноватые, белые, и вырывалась из него потребность громко изговариваться…» (с. 86).

«Второй день чтения проходил насквозь в коньячном сопровождении…

Досадным образом чтение романа переходило в начало обычного запоя А. Т., – и это я же подтолкнул, получается…

Ночью проснулись от громкого шума: А. Т. кричал и разговаривал, изображая сразу несколько лиц… зажег все лампы и сидел за столом, уже безбутылочным, в одних трусах. Говорил жалобно: “Скоро я умру”. То кричал рёвом: “Молчать! Встать!!” – и сам перед собой вскакивал, руки по швам…

На вокзале с поспешностью рванул по лестнице в ресторан, выпил пол-литра, почти не заедая, и уже в блаженном состоянии ожидал поезда….

Все эти подробности по личной бережности, может быть, не следовало бы освещать…» (с. 88–90).

Понимал Солженицын, конечно, что нельзя было обнажать болезнь великого поэта столь натурально, но в его книге мог оставаться лишь один выдающийся безгрешный человек – только сам автор.

Неизбежно возникал у меня и вопрос: а как доехал в тот день Твардовский до своего дома в писательском поселке в Пахре? Три часа поездом до Москвы, а затем еще 36 км от Москвы по Калужскому шоссе на такси или автобусе. Совершить такое путешествие после вокзального ресторана в Рязани Твардовский не мог.

Еще больше ошеломила меня сцена на даче Твардовского в сентябре 1965 года, куда Солженицын приехал внезапно, чтобы получить разрешение на вынос из сейфа «Нового мира» рукописи романа «В круге первом». Хотя знал, почему Твардовского не было в редакции:

«6 сентября я был у Твардовского на даче вопреки его вернувшейся болезни. Тяжелыми шагами он спустился со второго этажа, в нижней сорочке, с несветлыми глазами. Даже с трезвым мне было бы сейчас трудно объясняться с ним, а тем более с таким. ‹…›

Расплывчатый пьяный прищур, заменяющий многознание и догадку…» (с. 113–114).

И таких натуральных зарисовок, совершенно ненужных, лишних, но явно намеренных, а иногда и ложных, в книге было немало не только о Твардовском, но и о других достойных людях, членах редколлегии журнала (И. А. Сац – «собутыльник Твардовского, мутный», А. И. Кондратович – «с ушами настороженными и вынюхивающим носом» и т. д.). Таким путем Солженицын хотел подчеркнуть, что для выхода на литературную орбиту у него не было мощной ракеты-носителя, редактора «Нового мира» и всей редколлегии журнала. Не упоминал Солженицын и о том, что его повесть публиковалась на основании специального решения Президиума Центрального Комитета КПСС, собиравшегося для ее обсуждения два раза.