Опасная профессия

– Верно, – согласился друг-аксакал. – Поэтому мы обнаружили другой подход. Уборщице тоже надо пробираться в хранилище, вытирать пыль с драгоценностей.

И он осветил стеллаж с собраниями сочинений русских писателей начала века двадцатого. А именно, десятитомник Чехова, чьи тома, в отличие от многих прочих, стояли в странном беспорядке и имели весьма потрепанные корешки – как будто их кто-то постоянно читал. Но грешить подобным руководители банка никак не могли. Оставалось одно.

– Это и есть пятизначный код, – пояснил Исаев. – Двести пять, шестнадцать. Десятый том означает ноль. Немного неудобно, раз приходится использовать исключительно разные цифры, но посвященным сразу понятно. Не бегать же за записками в кабинет.

– А вы как узнали, от уборщицы?

– Про сам код от нее, а про подсказку, только когда она пересняла все стеллажи в библиотеке по просьбе моего друга, эдакого дамского угодника у тех, кому за полста, – улыбнулся аксакал. Мусаев подергал бровями, изобразив мужское внимание к женской персоне, и заметил:

– Нам пора, а то еще вскрывать и вскрывать. Сейфа-то два, а где именно находится перстень, мы не знаем.

– Уборщица не в курсе? – немного ядовито поинтересовался Копейкин, раздосадованный тем, что его умения в технической части так убедительно перебиваются познаниями аксакалов в психологии.

Мусаев только плечами пожал, набирая номер. Замок щелкнул, пуская злоумышленников в святая святых банка, о коем большинство вкладчиков даже не подозревало, наивно считая таковым банальный депозитарий.

Внутри находилось два сейфа, один против другого. Свежие, китайские, последней модели, они представляли для взломщика, даже опытного, серьезную проблему. И хотя Копейкин, зная некоторые особенности шифрования замков, мог справиться с ней примерно за четверть часа, вторую четверть, если им не шибко повезет, брать оказывалось неоткуда – к тому времени, должна была очнуться и забить тревогу охрана. А этого никак допускать не хотелось.

– И какой мне вскрывать первым? – поинтересовался Влас, оба матерых взломщика-психолога почти синхронно покачали головами.

– Никакой, – коротко произнес Исаев, – мы этим займемся, а вы пока обождите на входе.

– Но я…

– Без разговоров, время уходит.

Первый раз в жизни Копейкин стоял на стреме. Делать ему было решительно нечего, кроме разглядывания полок с классиками, а потому постоянно отвлекался посмотреть, каким же это мистическим образом оба патриарха взлома и проникновения сумеют вскрыть сейф при помощи веревки и палки – прямо как это делали неандертальцы.

– Все просто, – заговорил Исаев в привычной манере служителя академических театров, коим нарядился Влас. Акцент его исчез, впрочем, оба казаха говорили на таком чистом русском, который сохранился разве, что в записях спектаклей великих театральных стариков и в отдельных коммуналках Замоскворечья, где проживали самые коренные москвичи и москвички. – Дело в распределении усилий, замки у сейфа надежные, а вот на металле китайцы сэкономили. Поэтому мы и вырываем самое слабое звено – петли. Или запоры, что получится. Сам увидишь.

Мусаев обмотал концы веревок вокруг массивных поворотных рукоятей, связал концы, получив туго натянутые струны, между которыми всунул фомку и стал ее быстро вращать, как если бы плел косу. Собственно, коса и получалась, и чем дальше, тем гуще. Уже через пару минут крутить пришлось обоим аксакалам, Копейкин хотел помочь, но оба отказались. И верно, в последующий миг дверь одного сейфа вылетела, точно пробка из бутылки, а второго, изрядно потрепанная, застряла, повиснув на одной петле.

Ничего подобного Влас прежде не видывал. Он подошел поближе, с вниманием изучая последствия «неандертальского» взлома, трогал петли, сломавшиеся, ровно соломины, смотрел на вывернутые сувальды. И недоверчиво переводил взгляд на чудо инженерной мысли – веревку и палку, сотворившие все это.

– Пора бы и грабежом заняться, – напомнил ему Исаев. Влас спохватился, залез внутрь, пошуровал там. В сейфе находилось еще одно отделение, тайное, но с таким простецким замком, который он вскрывал еще в третьем классе. Внутри обнаружились нужные украшения, точь-в-точь, как в рассказе Мусаева. Золотой перстень с рубиновым камнем, огранкой типа «принцесса» – квадрат с плоской вершиной и еще сорока восьмью гранями.

Копейкин в лице переменился. Он был дальтоником, зеленый и красный цвета не различал, видя их исключительно оттенками серого, зато хорошо видел синий. Вот только здесь его не имелось. А ведь однажды он так попадался, перепутав дешевое колье и дорогое, а потому взволнованно вынырнул из недр железного хранилища и сдавленно произнес:

– Тут их три, какой ваш?

Внезапно, внизу завыла сирена, видимо, охранники очнулись от забытья и спешили поделиться с миром своим позором. Копейкин дернулся, едва не врезавшись в подскочившего Мусаева. Тот тоже вздрогнул, кивнул сотоварищу, чтоб подошел, разобраться.

– Все, как на подбор, – произнес аксакал. – Какой настоящий, глянь.