Опасная профессия

– Берем сразу все, чего решать, после разберетесь, – тотчас влез Копейкин. – Банки деньги платят ментам, чтоб те приезжали скорее. У нас семь минут от силы.

– Нет, – Мусаев головой покрутил, – так дела не делаются. Мы люди порядочные, берем только свое. Это принцип.

– Нас посадят.

– Это вряд ли, – ответил Исаев, шаря по карманам портфеля. Наконец, извлек фонарик, положил перстни на дно граненого стакана, посветил. А затем попросил у язвенника Мусаева молоко из пластиковой бутыли, которую тот всегда таскал с собой, запивать таблетки. – Смотрим.

Налил молока в стакан, оставив там один перстень, и снова полоснул светом. Произошло нечто, действительно потрясающее – молоко зарделось, заалело, будто смешанное с человеческой кровью. Копейкин окончательно потерял дар речи и только смотрел, как «Сыновья Жанибека» пакуют бесценный реликт ушедших эпох и оставляют послание недобрым потомкам. Очнулся, когда Мусаев потащил его на выход. Нет, даже позже, когда Мусаев насадил на его указательный палец перстень, тот самый.

– Вы что это? – не понял Влас. Медвежатник подтолкнул его к выходу.

– Пришло время отрабатывать аванс. Уходите, встретимся завтра. Сейчас через патрули будем прорываться, не факт, что нас не обыщут.

– А меня разве не будут обыскивать?

– А вы сделайте вид того субъекта, к которому не пристанут, даже под страхом смертной казни. Наряд у вас соответствующий.

Копейкин оценил шутку. Хотел ответить, но оба аксакала уж выскочили из дверей черного хода и смешались с толпой себе подобных граждан среднеазиатских государств, выходящих со стройки в ближайший магазин подкрепиться после тяжелого рабочего дня на благо корпорации «Горжилстрой». В этом потоке они и исчезли. Конечно, спешно прибывшие на место происшествия полицейские попытались установить периметр вокруг здания, обыскивая всех и каждого подозрительного, тех, кто шел со стороны банка, но, в первую голову, понятно, понаехавших. Впрочем, возиться с целой оравой недовольных мигрантов удовольствие то еще. А потому тормозили и осматривали поверхностно, даже не пытаясь найти «того самого чурку, который в лицо газом прыснул и потом из офиса что-то стащил», как громогласно сообщала в рацию облапошенная охрана. Слишком уж много их было, да и все виделись на одно лицо, поди найди в такой толпе «черноволосого, круглолицего, узкоглазого, невысокого». А в обезьянник всех не затащишь, контора нанимателей не позволит.

Настала очередь Копейкина выбираться из спешно захлопывающееся ловушки. Пока патрульные еще перегораживали улицу, он двинулся в сторону полицейских и, придав себе вид одновременно взволнованный и величественный, подошел к сержанту, руководящему мигрантским потоком.

– Офицер, – жарким полушепотом прямо в ухо произнес он. – Прошу, помогите мне. Покидаю я репетицию, а тут целое море опасного, непредсказуемого мужичья. Сопроводите меня до дома, право, я…

– Пошел вон! – рявкнул доблестный служитель правосудия, срывая с плеча надушенную руку Копейкина. – Чтоб больше я не видел…

И присовокупил к этой фразе такой отборный набор эпитетов, сравнений, метафор и гипербол, что сам Даль обзавидовался бы. Власу оставалось только последовать совету сержанта и, благополучно пробравшись мимо оцепления – с такой-то рекомендацией, – прибыть в свое тайное убежище.

Наутро Копейкин отправился встречаться с подельниками, передал им перстень, получил смехотворные тысячу евро, после чего, осведомился об Асие. Увы, но та покинула город еще накануне, едва узнала, что все прошло по плану; теперь ей предстояло отыскать и встретиться с грядущим обладателем артефакта. Мусаев поспешил рассказать о нем, открывая тайну, но Копейкин вполуха прослушал рассказ об одном из потомков Темуджина, коих в мире и без того насчитывалось уже несколько миллионов, и чья история была неразрывно связана с переделом государств и народов. Все Средневековье родичи Чингисхана делили оставленную им империю да присовокупляли к ней новые владения, ссорились, мирились, объединялись, чтоб захватить соседние территории и снова расходились, когда дело доходило до наследования. А иногда случались казусы. Мусаев вспомнил, как правитель Бухарского ханства выпер Бабура с престола империи Тимуридов, а тот, раз уж не смог усидеть на одном троне, почти немедленно захватил Индию, провозгласив новую династию и, попутно, государство Великих Моголов. Что не помешало ему дружить с Бухарой и дальше, обмениваясь стихами и женами. Чем не знакомая по школе грызня европейских домов, деливших державу Карла Великого аж до девятнадцатого века?

Все это Мусаев живописал поникшему Копейкину, пока тот вяло кивал, сожалея о неслучившейся встрече, но понимая ее мимолетность. Получив свою долю, он попрощался с аксакалами воровства, преподавшими хороший урок психологии поведения в толпе и жизни, и двинулся домой.