Опасная профессия

– Надо думать. Все эти допросы… Вот если б вы адвоката наняли, без всего этого можно было б и обойтись. Уверяю.

– Не сомневаюсь. Тот я, что жил раньше, до того дня, наверное, так и поступил бы. Но нынешний я… мы как небо и земля. Нет, правда, я думаю, тот был и успешней и ловчее. И скопить денег сумел и, наверное, не потерял почти ничего во время той самой Павловской реформы января девяносто первого. А я…

– Я сам на этом прогорел сильно, только наличными потерял около двух тысяч. Сколько тогда разрешали к обмену, кажется, тысячу за три дня. И все вклады на книжках сгорели. Даже если теперь вернут, что такое три тыщи? – полторы буханки хлеба.

– Я думал, вы, как журналист…

Сытенских только рукой махнул.

– Тогда я только начинал этим заниматься, хотя начинал здорово, писал заказные материалы, «джинсу», как это называется, выискивал горячие материалы или их опровержения. Бурлил вовсю. Сейчас только немного остепенился. Даже жениться подумываю.

– Я так и не собрался. А теперь, если сам не знаю, ни что я, ни кто, какие тут планы. Да и потерял все нажитое. В девяносто третьем вложился в «АЛД», в следующем году, рассчитывая вернуть деньги, – в «Тибет».

– А я в «Чару», – хмыкнул Сытенских. – И ведь прекрасно знал устройство пирамиды, но рассчитывал вовремя выскочить. Как и все остальные, наверное.

– Продал квартиру, в конце того года переехал сюда. Тут хоть немного пришел в себя, стал выкарабкиваться. Наверное. Соседей вот только беспокою, ночами кричу иногда. Особенно, когда лекарства заканчиваются.

– Врачи что говорят?

– Подавленное состояние из-за посттравматического стресса. Мне последний раз прописали прозак и трифтазин, вроде помогают. Вот только антидепрессант очень дорогой, французский, и не всегда в аптеках бывает.

– А как же аналоги? – удивился журналист. Выяснилось, что Вишневецкий о таком и не слышал. – Не вопрос, сейчас позвоню Варсонофьеву, уточню.

– Товарищи, побыстрее заканчивайте, нам надо к обеду готовить зал, —к ним подошел шеф ресторана, нависнув недовольно над столом, попросил очистить помещение. И вправду, они остались в зале одни.

Сытенских провел Семена в номер, позвонил по межгороду. Доктора на месте не оказалось, тогда он скинул вопрос на пейджер. А уже через полчаса получил ответ, на свой аппарат.

– Не волнуйтесь, рецепт на флуокситин вы получите, мы с Андреем Петровичем договоримся. Давайте теперь о том самом дне поговорим.

Вишневецкий смутился.

– Да я правда не помню ничего. Вот то видение, вчера, оно…

– Я понял, понял. Мы просто поговорим, а вы… знаете, что, давайте я сам вам расскажу, что сумел накопать, а вы попробуете дополнить, вдруг опять прорежется. Идет?

Наверное, он ожидал увидеть толстую засаленную папку, может, кожимитовую, «под крокодила», может, обычную, картонную, но непременно доверху набитую материалами – Константин рассказал, что три года занимается сбором сведений: уйму народу опросил, тонны документов перелопатил. Но на свет появился крафтовый пакет, закрытый ниткой, из которого Конастантин выудил пачку фотографий и еще несколько страниц фотокопий документов. Снимки журналист подвинул к собеседнику:

– Это подборка фотографий с места трагедии. Не знаю, стоит вам на нее смотреть, вы гляньте хотя бы первые, если нет, тогда просто слушайте.

Вишневецкий бросил взгляд: первые снимки изображали общий план местности – три дома на выселках, отделенные от поселка широкой полосой линии электропередачи, эти вышки до недавнего времени определяли северную границу поселка. Рядом проходила дорога к селу Алексеевка, туда он и направился, когда бежал прочь, после трагедии, можно предположить, оттуда он и прибыл в Горлово. Деревенька эта находилась немного в стороне от Спасопрокопьевска, но та дорога редко пользовалась поселянами, а потому в непогожие дни, вроде того, августовского, оставалась сравнительно проходимой.

Следующая партия показывала палисадники – в одном доме, носившем номер двадцать семь по Огородной улице, окна распахнуты настежь, возможно, преступниками. К фото был сделан комментарий не то самого фотографа, не то оперативника: «Проверить следы наверху» – видимо, возле дома следствие так ничего и не обнаружило.

А вот следующие снимки заставили Вишневецкого дернуться и резко отодвинуться от стола. Они изображали жертв. Муть подкатила к горлу, нет, не отвращение при виде изуродованных ножевыми ударами тел и луж запекшейся крови – ком боли и страха, прилипший к сознанию, внезапно расширился, сдавил, затрудняя дыхание.

– Понял. – тут же ответил Сытенских. – Просто расскажу, что знаю.

Он подвинул пакет к себе, глянул на снимки. Страх, прежде державший Вишневецкого клещами за глотку, потихоньку начал сходить.

– Начну с общеизвестного. Утром двадцать восьмого августа девяносто первого года из Спасопрокопьевска в Горлово прибыли члены радикальной сибирской организации «Воля и право». Вот сколько времени разбираюсь с делом, а так для себя даже не решил, как мне их называть: радикалы, сепаратисты, инсургенты.