Опасная профессия

– Согласен. Я как раз очнулся на дороге, весь грязный, видимо, поскальзывался и падал, меня поэтому и тормознули, что за пьяного посчитали. А уж потом, когда начал говорить про резню в поселке…

– Вы до этого все равно ничего не помните?

Вишневецкий решительно покачал головой.

– Вот это мое первое воспоминание, как в себя пришел: иду по разъехавшейся дороги, в грязи, почему-то казалось, еще и крови, но нет, только руку рассадил, – и чуть погодя. – А что сама милиция говорила по поводу исчезновения преступников?

– Ничего, – досадливо махнул рукой журналист. – Это все я предполагал и Алексей Иванович. Кстати, – неожиданно перевел разговор он, – у моего знакомца интересное имя электронной почты – AID. По-английски помощь, а по-русски…

– Ад. Согласен, остроумно.

– Почему я заговорил об этом – Доронин сейчас мне написал ответ. Встретиться с вами не возражает, попробует найти время, чтоб заехать в гостиницу, где вы остановитесь. Он человек дельный, обстоятельный и дотошный, вам будет небезынтересно с ним поговорить. Как доберемся до Спасопрокопьевска, я ему сразу сообщение на пейджер кину.

Собрался он быстро, договорился со сменщиком, что отъедет в Спасопрокопьевск на два-три дня, а получив согласие, немедленно приступил к сборам. Вишневецкому подобное не в новинку было, за час управился – всех пожитков поместилось в заплечную сумку. Сытенских успел забронировать места на плацкарт до малой родины, выехали они в тот же день.

Поезд пусть и именовался скорым, но на деле тащился часов пять, пропуская электрички и припозднившись на полтора часа. Прибыли они поздним вечером, журналист отвез Вишневецкого в гостиницу, где, помимо постояльцев, размещались разного рода конторы, начиная от нотариуса и сборки компьютеров на заказ и заканчивая продажей постельного белья – новые владельцы, не получая должного дохода, но имея изрядный метраж, сдавали в аренду номера. Неудивительно, что допоздна в отеле стоял кавардак, какой обычно бывает в торговых центрах во время распродаж.

Журналист отзвонился Варсонофьеву и Доронину, уточняя, когда и как они могут встретиться с новоприбывшим. После резюмировал: придется пару деньков обождать, но это даже и к лучшему – город посмотрите, в себя придете, а то сколько времени не бывали.

Вишневецкий кивнул. В дорогу он собирался через не могу. Никогда не тревожившее сердце разболелось, покалывая и беспокоя вспышками тахикардии – конечно, это нервное, да и неудивительно – Семен места себе не находил. Все время казалось, его ждут. Глупость, конечно, но после того, что он пережил за год после трагедии, попривыкнув к глухой или явной ненависти, лишь со временем начинавшей сходить, неудивительно, что ему и сейчас ожидалось подобное. Умом он понимал, время исцелило многих, во всяком случае, пишущая братия уж точно о нем не вспомнит, а родственникам погибших сейчас явно не до воспоминаний подобного рода – но успокаивало это мало. Спал урывками, и окончательно задремал только в скором – как ни странно, неспешная поездка, способная взбесить любого, Вишневецкого немного успокоила. В суматоху гостиницы он влился, даже порадовавшись общему броуновскому движению – в толчее и шуме ему проще будет забыться и не тревожиться воспоминаниями, начинавшими выползать на свет после долгого заточения.

Спал он спокойно, даже долго. А утром, чуть за десять, принял Сытенских, журналист прибыл с новостями, коими и спешил поделиться.

– Никаких Айдаров в Горлове я не нашел, нет сейчас, не было и тогда. Есть только Гюзель Айдарова, приехавшая в девяностом из Набережных челнов, вряд ли она тот человек, что нас интересует.

– Как вы умудрились узнать такие подробности? – не мог не поинтересоваться Семен. Сытенских хмыкнул:

– Профессия обязывает. Но если серьезно, просто знакомства в паспортном столе. Я к тамошней паспортистке не первый раз заглядываю с самыми разными намерениями, даже сойтись успели, – он снова улыбнулся. – Но зато я нашел Айдара Ахмедова в Спасопрокопьевске, это нынешний первый секретарь «Воли и права» – вот интересно, организация давно исчезла, но руководство упорно живет. Да, вот его фото.

С этими словами он протянул снимок три на четыре Вишневецкому. Трудно сказать, что Семен ожидал увидеть, глядя на него, взглянул и тут же вернул журналисту – лицо молодого человека лет двадцати шести – двадцати восьми ничего ему не сказало. Немного успокоившись, выдохнул – в городе он совсем недавно, а тревог возвращение поднимает уж очень много. Будто прибыл на заклание.