Опасная профессия: писатель

Еще раз подчеркнем: мечтатель-мальчишка. Не случайно он как-то обронил фразу: «Я мечтаю, что будет такой Главный Штаб Доброго Расположения Духа…» Словом, опять он за свою Швамбранию.

Он редко выходил из себя. Но однажды громыхал, в оттепельную пору после реабилитации невинно загубленных жертв. В ноябре 1960 года Кассиль выступил на вечере памяти убитого Льва Квитко (еврейского поэта – Льва Моисеевича) и громко сказал с трибуны, что враги, погубившие Квитко, – наши враги, враги нашей культуры… нашего советского строя… «Это место в его речи вызвало гром аплодисментов», – отметил в дневнике Корней Чуковский.

Увы, он так и не прозрел или не хотел прозревать, что советский строй и стоял на «врагах», он держался на страхе и насилии, а лучезарный и радостный фасад этой системы, анти-Швамбрании, создавали такие энтузиасты, как Лев Кассиль. Это была их трагедия.

Создатель жанра «говорящей литературы». Ираклий Андронников (1908–1990)

При жизни его знали все. Это была культовая фигура. Не было более блестящего и эрудированного рассказчика на эстраде и на ТВ. Андронников умер сравнительно недавно – в 1990 году. С тех пор радикально изменилась страна, и оказалось, что созданный им уникальный жанр не нужен. Вместо рассказов востребованы лишь анекдоты.

Ираклий Луарсабович Андронников родился 15 (28) сентября 1908 года. Его корни восходят к княжескому роду Андроникашвили и берут истоки чуть ли не от византийских императоров. Отец Луарсаб Николаевич Андроникашвили оставался еще князем, но уже бедным и занимался политической адвокатурой. О его ораторском искусстве ходили легенды. Свой дар он передал сыну Ираклию, хотя поначалу – и в это трудно поверить, он был патологически застенчив и скован. Мать Екатерина Яковлевна – из семьи петербургских евреев Гуревичей. Дед Андронникова по материнской линии – основатель знаменитых женских Бестужевских курсов. В семье росли два мальчика – старший Ираклий и младший Элефтер, впоследствии известный физик, дважды лауреат Государственной премии.

Итак, Ираклий, можно сказать, – национальный продукт двух кровей – грузинской и еврейской. Гремучая смесь. Возможно, отсюда и темперамент, и увлеченность всем сразу. Недаром Евгений Шварц в своей «Телефонной книге» писал: «В Ираклии трудно было обнаружить единое целое, он все менял форму, струился, как туман или дым. От этого трудно было схватить его отношение к окружающим. И он страдал. Его водили к гипнотизеру, чтобы излечить нервы…»

Нервный юноша свою нишу и свою роль в жизни нашел не сразу, хотя уже в школе изумлял и тешил всех показами известных певцов, дирижеров, актеров, учителей. Вот эта способность «изображать» в конечном счете и стала основной профессией Андронникова. У него был настоящий дар имитатора.

В 1930 году Андронников окончил историко-филологический факультет Ленинградского университета и по рекомендации Евгения Шварца оказался на должности секретаря редакции детского журнала «Еж». В компании веселых остроумцев: Хармса, Олейникова, Маршака и других острословов. Окружение давило на Андронникова, и он, по воспоминаниям Маршака, «не мог и двух слов связать… Он сидел над коротенькой заметкой в четверть странички долго, как над стихами… Он не мог обойтись без чужой оболочки, сказать хоть два слова от себя…» А вот признание самого Андронникова: «Если юмор шлифуют и «ставят» подобно голосу, то здесь была отличная школа. Я в ту пору ничего не писал, а только присматривался, как рождались толковые и полезные, а порой и высоко поэтические книги, и считаю себя многим обязанным этому опыту».

Андронников был легко обучаемым человеком. Еще в университете он познакомился с маститым Борисом Эйхенбаумом, непревзойденным лермонтоведом («Его жизнь – это Лермонтов», – скажет о своем учителе Андронников), и увлекся вторым солнцем русской поэзии (первое, естественно, Пушкин). Эйхенбаум привлек Андронникова к подготовке академического издания собрания сочинений Лермонтова, и молодой Ираклий страстно понял, что это – его!

Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва:
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова…