Опасная профессия: писатель

– Во-первых, всегда кто-нибудь припрется. А во-вторых, я – писатель и работаю в литературе. И если кто-нибудь хочет худеть, пусть худеет без меня! Оне мих! Ваше здоровье! Давайте второе! Что это такое? Я еще раз спрашиваю, что это такое?

– Алешенька, это картофельные котлеты.

– Значит, вопрос ставится так. Или я писатель и работаю в литературе, или я ухожу из дома, как Лев Толстой. Аль Лео Толстой! Ваше здоровье! Вот сидит немчура, пялит глаза, ни черта не понимает. Ему тошно, мне скучно. А я иссяк. Мой словарный запас исчерпан!

– Если вам так трудно говорить по-немецки, то я могу немного говорить по-русски, – изрекает вдруг Пискатор.

В ответ на эти слова Алексей Николаевич принимается бурно целовать гостя:

– Милый! Милый! Что ж ты молчал?

– Я думал, вы хотите попрактиковаться в немецком языке…

– Спасибо! Напрактиковался! Кто сказал, что он не говорит по-русски? Милый! Выпьем на брудершафт! Твое здоровье! Какая мо-о-орда сказала, что он не говорит по-русски?!»

Алексей Николаевич в исполнении Ираклия Андронникова представал очень живым. Увы, текст не может передавать все переливы толстовской интонации, его мимику, жесты, чем именно пленял Ираклий Луарсабович. Как говорится, это надо было слышать и видеть.

«Андроников излучал ум, юмор, эрудицию. Это был сверкающий талант, – вспоминал Игорь Моисеев. – Он не просто копировал человека – он импровизировал образ мыслей, часами мог воспроизводить чью-нибудь речь…»

«Ираклий Луарсабович был представителем веселой науки, науки праздничной, радующей людей и его самого. Он воспринимал каждое свое открытие, как праздник для самого себя и для тех, с кем он этим открытием делился, – так считал академик Дмитрий Лихачев. – Он был представителем и грузинской культуры, и петербургской научной школы одновременно, и это сочетание праздничного, живого и академически строгого придавало его литературной работе редкостное своеобразие».

В 1935 году Андронникова впервые пригласили выступить перед литераторами в московском Клубе писателей. Многие из них предостерегали Андроникова от этого шага, Юрий Тынянов, в частности, говорил: «Нечего становиться эстрадником – на эстраде, между прочим, двигают ушами, а у тебя высшее образование». Писатели встретили Андронникова вполне дружелюбно и не обижались на его пародирование. Но некоторые открыто говорили, что нельзя публично показывать начальство, к примеру, Фадеева и Суркова («Как бы чего не вышло!..»), а заодно корифеев – Маршака или Леонова, мол, народ ранимый, чувствительный к обидам. Андронникова повезли в Горки, к Максиму Горькому, и тот поддержал выступления Ираклия Луарсабовича. Он и Горького, кстати, показывал, да так, что временами казалось, что у Андроникова выросли усы, и он натурально кашлял, как Горький.

Как писал Зиновий Паперный: «Андронников – не обычный артист, не чтец, не простой рассказчик и не только исследователь… Это поэтическая земля, которая по плотности населения превосходит Бельгию. И не так просто провести общую перепись «населения», охватываемую одним именем».

«Колдун и чародей», – это уже определение Корнея Чуковского.

Еще одно признание самого Ираклия: «И пусть это не покажется странным, я многому научился у тех, в образы которых «внедрялся». Я до сих пор становлюсь находчивее, думая в образе. И уж во всяком случае то, что я говорю за другого, «шире» моих личных возможностей…»

Успех устных монологов-новелл, конечно, радовал Андронникова и немного кружил голову (запись из дневника Чуковского от 16 сентября 1969 года: «Был вечером Андронников. Лицо розовое, моложавое, манеры знаменитости»). Но хотелось большого: сесть самому за письменный стол. В «Биографии устного рассказа» Андронников признавался: «Стать писателем? Но стоило мне взяться за перо – и все пропадало: не ложился устный текст на бумагу! Самым верным показался мне скромный путь комментатора, разыскивателя новых фактов о Лермонтове…»

Андронников засел за архивные изыскания и в 1937 году предложил журналу «Пионер» разгадку таинственных инициалов некоей Н. Ф. И., которой Лермонтов в юности посвятил десятки стихов. «Загадка Н. Ф. И.» – это был первый «письменный» серьезный рассказ Андронникова. Далее последовали другие: «Подпись под рисунком», «Тагильская находка» и прочие. А книгу «Лермонтов в Грузии в 1837 году» Андронников защитил в качестве докторской диссертации.

Все, разумеется, замечательно, но чтобы данный рассказ не походил на панегирик, нужно добавить немного дегтя. Об одной из книг Андронникова о Лермонтове строгий Корней Иванович отозвался так: «Книжка куценькая, с коротким дыханием». А Анна Ахматова, прочитав письма Карамзина с комментариями Андроникова, высказалась жестко: «Меня раздражает, что напечатали только обрывки писем. Письма Карамзина мне хочется читать подряд, целиком и судить о них самой, без подсказки. Конферанс Ираклия несносен – это какое-то занимательное литературоведение» (8 января 1956).