Опасная профессия: писатель

Время «комиссаров в пыльных шлемах» ушло. Наступило время золотопогонников, проныр и карьеристов. А карьеристом Слуцкий не мог быть по натуре. В записках «После войны» он признавался: «Где я только не состоял! И как долго не состоял нигде!

В 1950 году познакомился я с Наташей, и она, придя домой, рассказала своей интеллигентнейшей матушке, что встретила интересного человека.

– А кто он такой?

– Никто.

– А где он работает?

– Нигде.

– А где живет?

– Нигде.

И так было десять лет – с демобилизации до 1956-го, когда получил первую в жизни комнату тридцати семи лет от роду и впервые пошел покупать мебель – шесть стульев – до 1957-го, когда приняли меня в Союз писателей.

Никто. Нигде. Нигде…»

В течение четырех лет «главные деньги» Слуцкий зарабатывал в Радиокомитете, в отделе вещания для детей и юношества. Радиокомпозициями. Я тоже работал на Радио и тоже лепил эти радиокомпозиции, и знаю, что это за ремесло.

Работа в оттепель и заморозки,
работа не сходя со стула,
Все остальное просто заработки,
По-русски говоря, халтура.

Я за нее не отвечаю,

все это не моя забота.
Я просто деньги получаю
за заработки на работу.

И что это за дополнительная и настоящая работа? Писать в стол. Было такое поветрие…

Но зарабатывание денег – еще не все. Более важно то, каким воздухом ты дышишь, как ты ощущаешь свою страну и как оцениваешь общество, в котором живешь. На этот счет у Слуцкого есть стихотворение «Странности»:

Странная была свобода:
делай все, что хочешь,
говори, пиши, печатай
все, что хочешь.
Не хотеть того, что хочешь,
было невозможно.
Надо было жаждать
только то, что надо.

Быт был тоже странный:

за жилье почти не платили.
……………………………
Лишь котлеты дорого ценились
без гарнира
и особенно с гарниром.
Легче было победить, чем пообедать.
Победитель гитлеровских полчищ
и рубля не получил на водку,
Хоть освободил полмира.
……………………………
Странная была свобода!
Взламывали тюрьмы за границей
и взрывали. Из обломков
строили отечественные тюрьмы.

Многие странности вынес на своих плечах Слуцкий: его вызывали в инстанции, прорабатывали, критиковали, уличали (пол-Европы прошел), морщили нос из-за его национальности, и приходилось поэту оборонятся:

Действительно: со Слуцкими князьями
Делю фамилию, а Годунов —
Мой тезка, и, ходите ходуном,
Бориса Слуцкого не уличить в изъяне.
Но отчество – Абрамович.
Абрам —
Отец, Абрам Наумович, бедняга,
Но он – отец, и отчество, однако,
Я, как отечество, не выдам,
не отдам.

Еврейская тема в творчестве Слуцкого звучала постоянно:

Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.

Евреи – люди лихие,

Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.

Я все это слышал с детства,

Скоро совсем постарею,
Но все никуда не деться
От крика: «Евреи, евреи!»

И, как бы поводя итог тысячелетней хулы, Слуцкий мужественно писал:

А нам, евреям, повезло.
Не прячась под фальшивым флагом,
На нас без маски лезло зло.
Оно не притворялось благом.

Антисемитизм – это только часть зла. Другая – груз сталинского прошлого. Не все имели мужество сбросить с себя вериги той эпохи и развеять по ветру ее мифы. Слуцкий – один из немногих, кто широко открыл глаза и увидел подлинную реальность исторической картины.

Я в ваших хороводах отплясал.
Я в ваших водоемах откупался.
Наверно, полужизнью откупался
за то, что в это дело я влезал.

Я был в игре. Теперь я вне игры.

Теперь я ваши разгадал кроссворды.
Я требую раскола и развода
и права удирать в тартарары.