Лишь однажды Слуцкий дал слабину и потом казнил себя всю оставшуюся жизнь. Это произошло 31 октября 1958 года на собрании московских писателей, на котором четвертовали Бориса Пастернака за его вышедший на Западе роман «Доктор Живаго». Выступил с обвинениями и Слуцкий: он «был в игре». И последующие годы отмывался за совершенные «финты» в той партийно-государственной игре.
А так все, вроде бы, складывалось благополучно. В 1957 году появился первый сборник стихов Слуцкого «Память», в 1959 – «Время», затем – другие, многочисленные публикации в газетах, альманахах, тонких и толстых журналах. Его читали. Перечитывали. Учили наизусть: «Кельнская яма», «Лошади в океане», «Госпиталь», «Хозяин», «Давайте после драки…» Многим пришлись по душе афористические строки Слуцкого: «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…»; «Надо думать, а не улыбаться…»; «Мы все ходили под богом, у бога под самым боком…»; «Дела плоховатые стали плохими. Потом они стали – хуже нет».
Стихи Слуцкого неповторимы по почерку: их узнаешь сразу. У поэта было балладное мышление. Он писал просто, четко, без формальных изысков, но глубоко и основательно, и был скорее философом, чем лириком. Был честным и точным историком своей эпохи. И старался сказать не красиво, а правдиво. И правда Слуцкого была подчас горькой.
Смерть Сталина, разоблачение культа, хрущевские оттепели и его волюнтаризм, брежневский застой – все эти страницы истории Слуцкий осмысливал и оценивал трезво, на холодную голову, без надрыва. Своих соотечественников призывал к решительным действиям: «Дело не сделается само». В показухе дел он не хотел участвовать:
Высший комиссар, политработник не хотел спевать в общем хоре и участвовать в официальном славословии.
Это написано в конце 1964 года, и Слуцкий отчетливо предвидел пору застоя. Но 60-е годы были и крикливыми годами. Кто-то рвался вперед, кто-то делал карьеру. Старого Слуцкого обгоняли молодые Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина… А он тихо сопел в углу и говорил: «Меня не обгонишь – я не гонюсь». В старости он выглядел вальяжным, важным. Только в глазах можно было увидеть боль и разочарование. Он стал похож на «харьковского Иова», о котором он когда-то писал в молодости, страдающего и мудрого. Он вообще чем дальше, тем менее был склонен заблуждаться. «Это время – распада. Эпоха – разложения. Этот век начал плохо и кончит плохо. Позабудет, где низ, где верх». Но в тоже время сам себя и подбадривал:
Под конец жизни Борис Слуцкий жаловался: «Любители моих стихов ушли из возраста любителей в свои семейные обители. Теперь им не до пустяков». Но Слуцкому повезло: судьба подарила ему своего Эккермана. В 1961 году Слуцкий познакомился со своим почитателем, директором саратовского букинистического магазина, Юрием Болдыревым, который стал собирать стихи поэта, а после его смерти стал его душеприказчиком. Он выполнил прижизненную просьбу Бориса Слуцкого:
Болдырев считал Слуцкого не средним поэтом (мнение многих), а великим. Посмертно он опубликовал боле 1400 стихов Слуцкого и способствовал выходу его трехтомника (а всего на счету Слуцкого примерно 4 тысячи стихотворений). Друг Слуцкого Давид Самойлов только удивлялся: «Откуда?!» Ответ прост: многолетний каждодневный труд.
Слуцкий обожал читателей. И любил единственную женщину, свою жену Татьяну. Он женился на ней в 1957 году и прожил в браке 20 лет, до ее безвременной кончины. Ее смерть сломала Слуцкого.