Опасная профессия: писатель

Наслаждения столь кратковременны,
Огорчения столь велики,
Что не выдержать этого бремени
И не выплыть из этой реки.

Он и не выплыл. Заболел. Слег. Стал ко всему безразличным. Лишь исправно ходил на панихиды и похороны, как бы репетировал свои собственные. Последние годы жил у брата Ефима в Туле, там и умер 23 февраля 1986 года, в возрасте 66 лет. В официальном некрологе отмечалось, что «Слуцкий работал неторопливо, скупо, от книги к книге наращивая стиховую структуру, в которой все отчетливее проявляются историзм мышления, объемность, рельефность, лиризм, тонкий психологический рисунок…»

В статье «Памяти друга» Давид Самойлов отметил, что Борис Слуцкий «казался суровым и всезнающим… не терпел сентиментальности в жизни и в стихах… Он кажется порой поэтом якобинской беспощадности. В действительности он был поэтом жалости и сочувствия…»

Эх, все бы эти слова да при жизни! Но, увы, в России любят только мертвых. Живых не замечают. Когда вышел трехтомник Слуцкого, ни одно отечественное издание не проронило ни слова. Лишь Запад откликнулся. Но это уже другая тема. А мы закончим наше короткое повествование стихотворением Бориса Слуцкого из цикла «Россия»:

В небе – черном, диком и пустынном —
одиноко падает звезда,
озаряя выгоны за тыном,
освещая города.

Вот ее полет – тысячелетье

и еще сто лет.
Смута, безвременье, лихолетье.
Хлеба нет. Света нет.

Но чертит свою черту по черной

выси, гулкой, словно поезда.
Между Туркестаном и Печерой
та звезда.

Падающая и не упадущая.

Ночью яркая. Утром тающая.
Словно слова – ждущая,
часа – ожидания.

Да, комиссар Слуцкий был истинным поэтом.

Писатель-плейбой. Юрий Нагибин (1920–1994)

Время затеняет память. Еще 10–15 лет назад Юрий Нагибин был на слуху. А сейчас он забыт. Не вспоминают ни его, ни Юрия Трифонова, ни Володина, ни прочих былых кумиров. Впрочем, и вся литература куда-то ушла, сгинула. Остались лишь жалкие книжные островки.

Юрий Нагибин – один из редких писателей, с которым меня столкнула судьба. Мы вместе публиковались в 90-е годы в газете «Вечерний клуб» (была такая газета для интеллигенции). Более того, вместе стали первыми лауреатами газеты и получили звание «Почетного кавалера ВК». Потом после смерти Юрия Марковича мне отдали его место на газетной полосе, где он печатал выдержки из своей книги. Получается, что я – вроде преемника Нагибина. Он разрабатывал жанр исторических очерков-эссе, а я этот жанр продолжил.

Но оставим личное и поговорим о феномене Нагибина. А это был действительно феномен в советской литературе. Он ни на кого не походил ни по судьбе, ни по тому, как себя вел (в нем было что-то от плейбоя), ни по тому, как держался чуть надменно, особняком и чурался всякой стаи. Да и стилистический почерк Нагибина очень отличал его от сверстников, которые прошли войну.

Итак, держался независимо. Выглядел аристократом. Любил жизнь во всех ее проявлениях. Гулял, по мнению друзей, мощно, в его дневнике можно найти такое признание: «Жил я размашисто, сволочь такая». Написано иронично и вместе с тем самовлюбленно.

Юрий Маркович Нагибин родился 3 апреля 1920 года в Москве. Его мать, Ксения Алексеевна, была дворянского происхождения и приходилась дальней родственницей Бунину. Было имение на юге, но после революции его отобрали, и до последнего часа у нее было неприятие советской власти. Когда последняя жена Нагибина Алла хлопотала о строительстве собственного дома, она говорила ей: «Алла, ну что вы все строите? В этой стране нельзя иметь имущество».

Истинный отец Нагибина долгое время скрывался, и на то были свои причины. И Нагибин мучился своим мнимым или истинным еврейством: то ли русский по рождению, то ли еврей. Мать вышла замуж за Марка Яковлевича Левенталя, который считался родным отцом Нагибина. Но когда Юрий Маркович повзрослел, то мать призналась ему, кто был его истинным отцом: Кирилл Нагибин, расстрелянный в 1920 году за участие в Антоновском мятеже. Ксения Алексеевна была беременной Юрием, и ей ничего не оставалось, как выйти замуж за другого, за Марка Левенталя. В 1927 году Марка Яковлевича арестовали и отправили на поселение, где он и умер. В 1930 году Ксения Алексеевна сошлась с писателем Яковом Семеновичем Рыкачевым, который и стал первым литературным учителем Юрия Нагибина. В 1937 году Рыкачева тоже посадили. И маленький Юрий с мамой носили передачи в две тюрьмы. Об отце Нагибин впоследствии написал книгу, вполне откровенную, но так как ее нельзя было тогда печатать, зарыл в саду. Она пролежала зарытой 30 лет и в конце концов увидела свет.