Опасная профессия: писатель

– Я знаю. А вы думаете, мужчины так любят умных женщин? Честно говоря, я полагаю, что меня никто не любил. Конечно, если тебя любит какой-то «сапог», а ты ему не отвечаешь, то этой любви фактически нет. А чтобы действительно интересный человек испытал ко мне чувства, которые я квалифицировала бы как любовь… этого не было в моей жизни».

Говоря о настоящей любви, Казакова припомнила немолодого лектора марксизма-ленинизма из своей юности, который говорил: «Когда или с этим человеком – или с моста в речку, то вот это она и есть. Любовь».

И почти крик в стихах:

Нет личной жизни,
от прочих отличной,
личной,
первичной.
Ах, аналитики —
Все о политике…
Нет жизни личной!

Сердце не тянет,

быть уже хочет
просто копилкой.
И не заглянет
кто-то с цветочком
или с бутылкой.

Нет личной жизни.

Больше не светит
в мощном и в малом.
Нет личной жизни!
А у соседей —
прямо навалом…

И отчаянная концовка стихотворения, которая наверняка заставила вздохнуть и всплакнуть не одну одинокую женщину:

Нет личной жизни.
Вкус потеряла
К цели движенья.
Нет личной жизни!
Смотрю сериалы.
Жду продолженья.

И еще одно откровение: «Вообще-то я – прирожденная жена. Люблю готовить, люблю сидеть дома. Я вообще считаю, что женщина должна служить мужчине… Я отнюдь не феминистка. Терпеть не могу всех этих эмансипированных штучек и не понимаю, почему в Америке, по рассказам, женщины иногда мужчин достают на тему сексуального приставания. Мне это непонятно. Если ко мне кто пристает, я думаю: ох, как хорошо – еще кому-то нравлюсь!»

Вот уж точно не феминистка! Обыкновенному женскому счастью посвящена последняя книжка Риммы Казаковой «На баррикадах любви» (2002).

Пускай других разит субтильный шик
И жиденькая сладость лимонада…
Да, грубый.
Да, упрямый.
Да, мужик…
А что мне, бабу надо?!

«Баррикады любви». Пройдешь их. Свернешь. А там переулочек глухой. Тишина. Старость. Корчится. Плачет. «Я ушла и от первого мужа, и от второго, как тот колобок, ушла от всех в никуда, в одиночество…» Кстати, второго мужа Римма Федоровна упорно называла «предпоследним». А кто стал последним?

«Ваш главный проигрыш в жизни?» – спросили Казакову в лоб. Она ответила: «Нет мужчины рядом. Хотела состариться с любимым человеком. Но, может быть, это лишь иллюзия?..»

А старость уже поджидала поэтессу, хотя она и старалась бодриться: «От макушечки до пят / Я пока еще живая…»

Эти звуки режут ухо
Мне повсюду.
Не хочу я быть старухой!
И не буду…

Сын, внуки, но в них Казакова не хотела растворяться до конца. Ее мечта: самореализация. В стихотворении «Настроение» она размышляла:

Полагаю, что я ничего не добьюсь,
Что напрасны мечты и потуги.
Понимаю, что я не собьюсь, не сопьюсь,
Как иные друзья и подруги…

И вопрос к себе: «Так о чем я скулю?» И далее о неком мудреце-простаке: «Вот он мне и долбит, что зазря я боюсь: / на пути, где я птицей взъерошенной бьюсь, / мне роскошно жилось и любилось! / Я на этом пути ничего не добьюсь… / потому что всего я добилась».

Но при этом болит сердце за страну. «На наших глазах строится государство для весьма богатых людей. Для рядовых же граждан проблемы со всем – с жильем, с работой, с тем, как вырастить детей, с лечением… О духовной жизни никто не заботится. О Тургеневе, Блоке или Бунине как-то даже заикнуться неудобно… Писателей практически лишили профессии, печатают мало, особенно стихов. Платят копейки… Время на дворе коммерциализированное…» («Культура», 16 августа 2007). Короче, «погано живет сейчас поэт».

Слушаю новости, злясь и скорбя.
Жарко на юге, все жарче.
Жалко чеченцев и жалко себя.
Может, чеченцев и жальче.
……………………………………
И с Беларусью не разберусь,
Да и меня не спросили.
Жалко Россию и жаль Беларусь.
Жальче, пожалуй, Россию…

Вот так болело гражданское сердце Риммы Казаковой.

Душа, как птица раненая, скорчилась,
Обязанная каждому и всем.
Приходит слава, а здоровье кончилось.
Но, может быть, еще не насовсем.

Здоровье тоже не оправдало надежд поэта. Она поехала поправить его в подмосковном санатории в поселке Перхушково и… 19 мая 2008 года оторвался тромб. И всё.