Опасная профессия: писатель

Но что для поэта внешность? Главное – лицо творческое. Оригинальность мысли, изящество стиля, музыкальность строк. Все это, конечно, есть и у Казаковой, но ее как поэта, на мой взгляд, губит некий советский шлейф, который за ней тянется. Впрочем, вот как писала она сама:

Я шагала, как солдат:
Часть массовки, часть народа.
Но чертился наугад
Путь совсем иного рода.
От слепящей темноты,
От казенного уродства
Он увел туда, где ты,
Только ты диктуешь сердце…

Ах, это сердце!.. В одном интервью Римма Казакова, отвечая на вопрос, как она переживает расставания, ответила: «Я смертельно переживаю. У меня есть стихи: «Моя последняя любовь, заплаканная, нервная, моя последняя любовь – ты первая!» Когда я была моложе, всегда считала – пусть меня лучше обманут, чем я обману. Но сегодня, видимо, «любительное вещество» закончилось… И я прекрасно понимаю, что не юна…»

«Любительное вещество» – неплохо сказано.

Читающая публика читает,
болтающая публика болтает,
Торгующая публика торгует,
ворующая публика ворует…

Словом, каждый занимается своим делом. Римма Казакова, член виртуального «Клуба 1932», переживает, думает, пишет, и дай ей Бог здоровья, сил и поэтического вдохновения и дальше.

В заключение еще несколько ее строк о прошлом страны, о тогдашних:

Были знания темны,
а познания лукавы…
В звонких сумерках страны —
как мы жили? – Боже правый!
Цель ясна, приказ – в висок,
берегись! – кто помешает.
Барабанный марш-бросок.
И – мечта, воздушный шарик».

Так была представлена Римма Казакова: очень коротко и без излишних деталей. Книга «Клуб 1932» оказалась в руках Риммы Федоровны. Более того, на ее 70-летие почитатели ее таланта подарили несколько экземпляров. И при разговоре со мной она выразила явное неудовольствие тем, как о ней я написал. Ей хотелось более возвышенных и пафосных слов в свой адрес, а я написал о ней как бы мимоходом (ровесников-то много!) Потом мы не раз встречались и разговаривали, и каждый раз Казакова продолжала меня корить за написанное. Как-то в Союзе писателей Москвы она познакомила меня с одним литератором и сказала при этом: «А это Юрий Безелянский, который написал обо мне не так, как надо». В конечном счете мы все же примирились. Поцелуй в щечку, кажется, ее примирил с несправедливым автором. Сегодня мне очень жаль, что Римма Федоровна ушла из жизни. И я готов «исправиться», по крайней мере, написать более пространно и глубже о ней. Она это заслужила.

Мама поэтессы, Софья Александровна, караимка, крымская еврейка, приехала рожать в Севастополь в январе 1932 года, где жили ее родители. Отец был военный, и ему приходилось служить в разных городах страны. Федор Казаков, по национальности русский, однажды был вызван генералом, и тот с опаской спросил: «Федя, у тебя что, жена еврейка?» Казаков ответил: «Никак нет, моя жена – караимка». «А ну, тогда ничего», – облегченно вздохнул генерал, а точнее комдив. Итак, две крови: еврейская и русская. По этому поводу Римма Казакова говорила: «Я думаю, и талант мой, если он есть, – и от смешения кровей».

Детство Римма Казакова провела в Белоруссии, школьные годы – в Ленинграде. Великая Отечественная война застала семью в Ленинграде: блокада, артобстрелы… После эвакуации вернулись в город на Неве. Когда умер Сталин, то Римма Казакова искренно и горько плакала, а в дневнике записала: «У нас страшное горе: умер родной и любимый Иосиф Виссарионович Сталин…» Позднее, разобравшись в отечественной истории, написала стихотворение «Вожди»: «Я больше лба себе не расшибу ни об одну державную икону!»

В 1954 году Казакова закончила исторический факультет ЛГУ. Как признавалась сама поэтесса, «по комсомольской дурости» уехала на Дальний Восток, в Хабаровск, и надолго там застряла.

Я хочу в далекие края.
Не угомонилась ненасытная,
резвая душа моя транзитная.
Что в чужих краях забыла я?..

Застряла, но получился результат. В 1958 вышла первая книга стихов «Встретимся на Востоке» и Казакову приняли в Союз писателей.

Тайга строга. В тайге не плачут —
Вдали от самых дорогих.
А если плачут, слезы прячут,
Спокойно помня о других…