Читаем Опасная тишина полностью

– Так-то, господа хорошие… – прошептал Кацуба, вытягивая затвором из ствола очередную стреляную гильзу, и вдавился в снег – рядом с басовитым жужжанием пролетела пуля… Похоже, выпущена она была из маузера, только маузер может так оглушительно гавкать и с таким низким жужжанием выплевывать из себя свинец. Кацуба мог отличить маузерную пулю от любой другой.

Рядом зашевелился Цезарь, не стерпев, зарычал, Кацуба поспешно прижал его морду к снегу.

– Цыц, Цезарь, – просипел он, голос был чужой, отлежал на холоде. – Лежи тихо!

Цезарь разумел человеческую речь, разбирался не только в словах, но и в запятых, как всякая умная собака, все понимал, но ничего не мог сказать в ответ. Собачий язык сильно отличается от людского. Цезарь вновь вдавился мордой в снег. Между выстрелами Кацуба засек его скулеж. Что-то происходило, что-то пес чувствовал, но Кацуба не мог понять, что именно.

– Лежи, не шевелись, – вторично предупредил пса Кацуба.

Неожиданно выстрелы нарушителей смолкли. Наступила тишина – полая, гулкая, она словно бы обволокла землю неким коконом, образовала пустоту, в которой не было слышно совершенно ничего – только звон крови в висках и в затылке, да еще далекая боль внутри, она тоже ощущалась, и все – больше ничего не было.

– Эй, погранец! – неожиданно раздался сильный хриплый голос – кричал один из контрабандистов. – Не стреляй пока, погоди!

– Ну? – отозвался Кацуба неохотно.

– Давай прекратим кровопролитие. Мы тебе дадим товаров, трогать тебя не будем. Тебе останется только одно – сделать вид, что нас упустил. Годится такое?

– Нет, не годится, – просипел в ответ Кацуба.

– Почему? Хорошая же штука – обмен.

– Не годится, – упрямо просипел Кацуба, придавил рукою пса, пытавшегося подняться. – Годится только одно: руки, поднятые в гору. Вверх то есть. Разумеешь?

В ответ контрабандист зашелся в оскорбительном смехе.

– А хо-хо, погранец, не хочешь? Застрелим ведь – от нас не уйдешь.

– Один такой грозный из ваших догрозился – валенки, похоже, сушит. Да? Так будет и с тобою, если не сдашься.

– На испуг не бери. Я не сдамся… Жаль, погранец, не удалось договориться, – от голоса этого, кажется, серая ватная пелена шевельнулась, раздвинулась немного, но в следующий миг произошло новое перемещение, и пелена сомкнулась опять.

Контрабандист, частя, несколько раз подряд ударил из маузера, осыпал пространство роем пуль, потом громко выругался матом и добавил, ярясь от бессилия:

– С-сука!

– От суки слышу! – крикнул в ответ Кацуба, перекатился по снегу метров на пять от прежней своей позиции, приказал псу: – Цезарь, ползи сюда!

Большая расплывающаяся тень, послушно прижимаясь к насту и царапая когтями твердую корку, поползала к нему все ближе, ближе, ближе, горластый контрабандист, видать, разглядел в сумраке пса, выстрелил по нему трижды. Кацуба приник к карабину, пальнул ответно, недовольно поморщился – пуля не причинила нарушителю вреда. С другой стороны, и контрабандист сжег патроны впустую – в Цезаря он не попал.

Окутываясь паром дыхания, высунув язык, пес привалился к хозяину одним боком, замер.

Контрабандист перезарядил маузер, – свежий магазин был у него наготове, – и опять нажал на спусковой крючок, осыпал свинцом пространство: ни в пограничника, ни в пса не попал.

– Сдавайтесь! – напрягшись, выкрикнул Кацуба.

В ответ громыхнуло несколько гулких выстрелов, слившихся в один громовой раскат. С макушек деревьев посыпался жесткий, как речной песок, снег, потом на Кацубу свалилась целая шапка, накрыла с верхом и пограничника и пса, обожгла лицо. Досталось и псу – крошка забила ему ноздри. Цезарь зарычал, но с места не стронулся, даже не шевельнулся.

– Тихо, Цезарь, – предупредил его хозяин. – Наше дело такое… плевое дело: задержать этих людей, – Кацуба говорил так тихо, что почти не слышал собственного сиплого шепота, слышал только странное сипение и все, больше ничего. – Еще вариант, Цезарь, взять да затянуть перестрелку. К нам обязательно придут на помощь. Одно из двух, в общем… Понял, Цезарь?

В горле у Цезаря возник и тут же пропал какой-то каменный стук, на рычание совсем не похожий: умный пес все понял. Конечно, неплохо бы затянуть перестрелку и подождать подмогу, но вряд ли контрабандисты дадут это сделать.

Сделалось немного светлее – приближалось утро. Кацуба нащупал мушкой карабина место, где сидел горластый, выстрелил, но не достал: горластый был опытным бойцом, укрылся за каким-то пнем. Кацуба выстрелил вторично – опять не достал.

– Тьфу! – вывернув голову вбок, сплюнул на снег Кацуба. Было досадно: простая вроде бы штука – подстрелить человека, находящегося в тридцати метрах от него, ан нет, не получается.

Горластый контрабандист тем временем усилил огонь, его же напарник, наоборот, смолк, и Кацуба понял, что тот меняет позицию. И не просто меняет, а, судя по всему, постарается заползти пограничнику в тыл или хотя бы занять позицию сбоку, откуда был бы хорошо виден Кацуба. Это было плохо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза