Подкрепление, которое получил Татарников, было переброшено на «Бархатную», хотя, по мнению Кацубы, его не туда надо было перекидывать, а совсем в другое место: вряд ли диверсанты изберут тот же маршрут, который уже привел их в ловушку.
А с другой стороны, кто знает…
Сосущее, схожее с голодом ощущение тревоги по-прежнему не проходило, Кацуба понимал: что-то должно было случиться, но что именно и тем более – когда именно, угадать не было дано. Недаром ведь судьбу зовут индейкой, в жизнь копейкой.
Раненый боец Белокуров успешно шел на поправку. Кацубе удалось достать ему старый русско-китайский словарь, изданный еще до революции. Просвиров подсобил – его однополчанин работал заведующим «красной избой» под Уссурийском, он и разыскал нужную книгу. Вполне возможно, что словарь помогал пареньку выздоравливать, и уж точно, что помогал делать – забывать про боль и рану. Рана затягивалась.
Тетя Надя принесла ему с кухни лампу-десятилинейку, и Белокуров ущемленным себя не ощущал, читал – лампа давала ему достаточно света.
– Ах, какая книга, какая великая книга, Тимофей Федорович! – восхищенно воскликнул Белокуров, когда Кацуба, выкроив из своего загруженного времени десять минут, в очередной раз заглянул к раненому.
– Я рад, я рад, – степенно отозвался на это Кацуба, – появляясь в «санитарном чулане», он обязательно ощущал себя большим педагогом, это стало привычным. – Только не это главное, парень, главное – выздороветь.
– В словаре столько интересного, м-м-м… – глаза у Белокурова сияли, лицо светилось, – жуть сколько… Не одни лишь слова и их перевод, а много чего еще…
– Чего же? – Кацуба прищурил один глаз.
– А вот смотрите, Тимофей Федорович, как по-разному можно сказать об одном и том же, – Белокуров распахнул словарь, заложенный на одной из страниц клочком бумаги, оторванным от куска старых обоев. – У нас есть выражение «Пить до дна», у китайцев же – совсем другое… «Ганьбэй».
– Что это означает?
– В переводе на наш язык – «сухой стакан». В итоге – то же самое, что и «пить до дна».
– Учись, учись, парень, – Кацуба потрепал Белокурова за короткие волосы. – Профессором станешь.
– Есть слова, которые вообще звучат, как матерщина. В Астраханке народ бы обсмеялся.
– Словечки эти ты, парень, лучше не учи – не для тебя они, – помрачневшим тоном проговорил Кацуба.
Простой разговор, простое общение, но все это, несмотря на простоту, помогало и раненому и самому Кацубе.
– Выздоравливай побыстрее, парень, – велел Кацуба, покидая «санитарный чулан», оглядывал на прощание дощатые стенки, – на заставе ты нужен здоровый… А больные вообще никому не нужны.
– Тимофей Федорович, а, Тимофей Федорович… С просьбой к вам можно?
– Валяй, – разрешил Кацуба.
– Возьмите меня к себе в собаководы… Вторым номером.
– Вторым номером – эта как? – на лице Кацубы возникло недоумение.
– Ну, как в пулеметных расчетах, там есть два номера – номер первый и номер второй… Так и тут.
– Хочешь сказать: на одну собаку – два поводыря?
– Ну-у… Примерно так.
Кацуба озадаченно потер рукою шею.
– Не знаю. По штату, по-моему, – не положено. Это может решить только начальник заставы.
– А вы поговорите с ним, Тимофей Федорович, а? Хотите, я перед вами на колени хлопнусь?
– Да ты чего, парень? Не смей! Не смей этого делать! – Кацуба замахал на него одной рукой. – А с Татарниковым я поговорю. Обещаю. Может быть, действительно удастся что-нибудь сделать?
В конце концов он, следопыт Кацуба, не вечен. Придет время, и он покинет границу, заставу, но место свое он должен будет сдать другому человеку, знающему, подготовить его, научить распознавать следы и ориентироваться в непролазных буреломах, расшифровывать крики птиц и по сломанным веткам определять, кто прошел, человек или зверь, научить некоторым приемам борьбы, подсечкам и подножкам, умению вести долгую погоню и не уставать, обходиться без воды и без еды, разбираться в запахах… В общем, много чему нужно будет научить преемника.
Вполне возможно, что этого преемника можно будет подготовить и из Белокурова. Надо только поднакачать парня на турнике – пусть немного укрепит себе мышцы, с гирькой по утрам пусть позанимается, над ямой для прыжков в длину полетает, поотжимается от земли на пальцах, поприседает с мешком песка на шее и плечах – вначале на одном плече, потом на другом, пусть также потренируется в беге на длинные дистанции, еще надо бы подкормить его малость, очень уж тощий он, словно бы у себя под Благовещенском ничего не ел, питался воздухом – нужно, чтобы он окреп немного и по этой части… В общем, глядишь, вдруг из парня действительно следопыт получится.
– Я обязательно поговорю с Татарниковым, – пообещал еще раз Кацуба, с тем и покинул пахнущий микстурами «санитарный чулан».
Через полторы недели, ранним утром, Кацуба обнаружил следы трех человек, пересекших замерзший Васун в очень хитром месте – на сложном изгибе, похожем на немецкую букву «S», следы вели в Китай, успели уже немного опалиться морозом и отвердеть.