Опасная тишина

Подумал, сейчас стрелять в Кацубу или нет, решил, что пусть тот подойдет ближе, он в таком разе сам наткнется на пулю, и вообще… Словом, свое он сейчас получит. Полную порцию. И еще довесок будет. Сверху. Хватун выбил из себя торжествующий смех, нырнул в узкую прореху, образовавшуюся среди кустов, – видать, звери пробили, они ходят теми же тропами, что и люди, – одна из цепких веток ухватилась за край мешка, висевшего на правом плече, задержала контрабандиста.

– Тьфу! И ты туда же? – Хватун выматерился, с трудом изогнулся (при такой упитанности не очень-то и изогнешься), отцепил мешок и словно бы провалился в некое затененное царство.

В леске этом было намного темнее, чем на открытом месте, на воле.

– Счас, счас, счас, – зачастил Хватун, пробираясь дальше – надо было втянуться в лесок, углубиться, выбрать место посподручнее, там проклятого пограничника и оставить. – Счас, счас…

Из-под ног неожиданно выскочил заяц – маленький, серовато-белый, странно медлительный, с вялыми длинными ушами, – наверное, больной, здоровые бывают проворнее.

– Кыш! – шарахнулся от него Хватун, побледнел – с его опасным ремеслом надо бояться не только зайцев, бояться следует даже собственной тени. Иначе лежать ему где-нибудь в сырой канаве, сапоги сушить…

Он остановился на мгновение, перевел дух, потом двинулся дальше, уже медленнее, опасливо прислушиваясь к тому, что происходило у него за спиной.

Место для засады он выбрал грамотное – три сросшихся вместе дерева образовали настоящий щит, который проломить можно было только снарядом, пуля вряд ли сумеет его пробить, под кусты сунул мешки и снова вытащил из-за пояса маузер.

Проверил магазин и, удовлетворенно кивнув, примостился на корточках за щитом. Зябко поводил под одеждой плечами, вытер кулаком сочащийся нос.

Все, встречать настырного пограничника он готов…

Снег плыл у Кацубы перед глазами, кренился то в одну сторону, то в другую, подрагивал неровно, ноги неуверенно скользили по нему, дыхание с шумом вырывалось изо рта.

– Не уйдешь, не уйдешь, – бормотал он упрямо, шатаясь на ходу, – я не дам тебе уйти, мир-роед, понял?

Идти мироеду было все-таки труднее, чем Кацубе, он погружался в снег, торил дорожку, хотя она и была проторена ранее, но слишком много навалило белых хлопьев, просыпавшихся с проплывающих мимо облаков, с иных махин падали целые стога, Кацуба шел вторым, и в этом было его преимущество. Но не меньше было и недостатков… Как бы там ни складывалось дело. Кацуба был обязан догнать контрабандиста.

Пограничник втиснулся в кустарник, одолел узкий лаз и замер на несколько мгновений, огляделся. Четкий, с хорошо видными вдавлинами след нарушителя вилял между темными строгими стволами деревьев и уходил в глубину леса.

– Не скроешься, мироед, не спрячешься, – надсаженно просипел Кацуба, – не уйдешь, гад… Достану обязательно, – он вцепился рукою в ветку, свисавшую над отпечатанной топаниной, подтянулся, послал свое тело вперед.

Он шел, морщась от того, что слишком много звуков исходило от него – стеклисто скрипел снег под ногами, дыхание, как казалось ему, вылетало из груди с ревом, который был слышен, наверное, даже за речкой, в Китае, в дыхание врезался сдавленный кашель, в ушах стоял усталый звон, – и это, судя по всему, также было слышно далеко.

Пройдя метров пятьдесят, Кацуба увидел, как след нарушителя резко свернул вправо, и насторожился – а зачем, собственно, тот вильнул вправо, чего он там решил найти?

Нагнувшись, Кацуба зачерпнул ладонью немного снега, с хрустом разжевал его… Явно Хватун решил встретить преследователя свинцовым подарком, ждет его сейчас со стволом в руках. Кацуба не сдержался, хряснул ребром ладони по сгибу локтя, кулак на вытянутой руке взлетел вверх:

– Вот тебе!

Сделав несколько шагов, Кацуба почувствовал неожиданно, что перед ним выросла некая невидимая стена, прозрачная, как воздух, она не была видна, но ощущалась физически, от нее веяло холодом – исходил такой холод, что от него даже слипались зубы во рту.

Ощущение было знакомое. Кацуба медлить не стал – знал, что это означает, и стремительно отпрыгнул в сторону, плашмя упал в снег, откатился за ствол дерева. В то же мгновение раздалось несколько выстрелов, один за другим, они сотрясли пространство, заставили задрожать землю, пули втыкались в снег рядом с Кацубой, но ни одна из них не достигла цели – пограничник вовремя ушел от них.

Очутившись за стволом, он приник к комлю, перевел дыхание. Легкие рвались в груди, горло закупорила боль.

– Ничего у тебя не получится, Хватун, – прохрипел он, вытягивая из кармана патроны и вкладывая их в опустевшие гнезда нагана. – Сдавайся!

Хватун был красным от ярости – не понимал, как пограничнику удалось ускользнуть от пуль, каким таинственным образом он сумел почувствовать опасность, и в тот самый момент, когда Хватун, задержав в себе дыхание, чтобы не промахнуться, начал аккуратно давить пальцем на курок, сумел пропасть с глаз. Будто растворился в воздухе. В этом было что-то чертенячье.

Хватун пальцами стер со лба пот, горячий и едкий, как уксус.

– Тьфу!