Опасная тишина

Что ж… Как там было в офицерской среде в Гражданскую войну? Кто не рвет украдкой розы в чужих садах, тот не обнимает красивых дам, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Если честно, Кацуба никогда не пил шампанского, спирт медицинский, оглушающий, будто молотком по голове, пил, выжимки из дегтя даже пробовал – по молодости, монопольку пил – очень вонючую, вышибающую сыпь на коже водку государственного производства, довольно часто пил китайскую ханку, а вот шампанское не пил. Интересно, какое оно? Крепкое? Нет?

– Выходи, погранец! – вновь возбужденно проорал Хватун.

Что ж, самое время выходить – совершать первый бросок, контрабандист сейчас больше занят собственным криком, чем контролем обстановки, первые несколько секунд будет ошеломлен, а когда спохватится, – время будет упущено, Кацуба уже нырнет за ствол облюбованного дерева.

– Выходи!

Кацуба сжался в комок, задержал в себе дыхание и стремительно, подброшенный пружиной, вскочил.

Он несся над снегом, будто дух бестелесный, подбиваемый ветром, летел, почти не касаясь ногами земли. Он все рассчитал точно – во-первых, Хватуна ошеломил его внезапный бросок, контрабандист, похоже, не ожидал от пограничника такой прыти, а во-вторых, Хватун не смог прицельно стрелять, растерялся – сделал несколько поспешных выстрелов и все до единого – в молоко, в чистый воздух. Кацуба даже не слышал свиста пуль.

Прошло всего несколько мгновений, и Кацуба уже лежал за заснеженным стволом, прикрыт он был хорошо. Первым делом ощупал себя – не зацепила ли пуля? Вдруг где-нибудь дырка, кровь хлещет, надо срочно перетягивать. В горячке раненый не всегда может определить, куда попала пуля и что с ним случилось, Кацуба много раз сталкивался с таким.

Нет, пуля не зацепила его. И то хорошо. Надо было отдышаться и довершить то, что задумал, иначе этот, извините, недоумок может натворить хрен знает чего.

Ну, когда, спрашивается, контрабандисты поднимали руку на пограничников, когда такое было?

Не было такого. Существовали неписанные правила игры, которые контрабандисты соблюдали строго, и среди них одно: оружие на пограничников не поднимать… Но, видимо, свет в окошке погас, все переменилось, беспорядок смолол, превратил в муку и совесть, и жалкие те правила.

Отполз Кацуба чуть в сторону, туда, где изогнутый ствол поваленного дерева над землей, глянул в расщелину, как в амбразуру. Видно было плохо. Впрочем, на старом месте видимость была еще хуже.

Сам нарушитель в «объектив» не попадал, надежно был укрыт щитом, удачно возникшем на его дороге, а вот драгоценный груз – два плотных прочных мешка, набитых китайским добром, были видны хорошо. Вот она, первопричина, из-за которой один человек захотел убить другого. Ну не урод этот Хватун?

– Вылезай, погранец, чего прячешься? – в очередной раз всколыхнул утренний воздух своим криком Хватун, закашлялся – понимал поганец, что уйти отсюда пограничник ему не даст, а раз понимал, то пощады от Кацубы не ждал, и сам к пограничнику относился беспощадно. – Вылезай, говорю, поговорим!

А чего, собственно, говорить-то? Не о чем говорить. Кацуба молчал и прикидывал свой следующий бросок, более сложный и опасный, чем первый – как его совершить?

Полушубок придется снять и оставить его здесь – слишком сковывает движения. Брать Хватуна налегке, в гимнастерке – самое милое дело. Прохладненько, конечно, будет, но ничего, он не замерзнет, зато двигаться будет сподручнее, легче. Аккуратно, стараясь не высовываться из-за ствола, – не надо, чтобы спина оказалась на виду, – он попытался стянуть с себя полушубок, потом понял, что лучше всего это сделать лежа, переворачиваясь с боку на бок.

Так Кацуба и поступил. Холод мигом забрался ему под гимнастерку, стиснул грудь, плечи, острекающе пробежался по животу. Кацуба проверил барабан нагана, заменил два патрона.

– Погранец, хватит прятаться, вылезай на свежий воздух, – вновь взялся за уговоры контрабандист, – я тебя горяченьким угощу!

– Кто кого угостит горяченьким, мы еще посмотрим, – угрюмо проворчал Кацуба.

Перевернувшись на живот, Кацуба вновь заглянул в заснеженную щель, как в амбразуру, всосал сквозь зубы в себя холодный воздух: он готовился к броску – выравнивал дыхание, собирался, как он сам говорил, «в кучку».

Нужно было еще доползти до края поваленного ствола, бросок было сподручнее начинать оттуда – во-первых, до заплотки Хватуна ближе, а во-вторых, снег там был мельче, земля здесь приподнималась гребнем над пологой низиной, и ее старательно обдувал ветер, все лишнее, все напластования снега буквально сдирал, сбрасывал в низину.

Ну что, вперед? А? Кацуба заработал локтями, втыкаясь ими в наст, привычно отталкивался, по дороге захватил губами немного снега, разжевал его. Хотелось пить, а жажду можно было утолить только так.