Читаем Опасная тишина полностью

Повздыхав немного, он достал из кармана спичечный коробок, который примелькался уже всем бойцам на заставе, аккуратно подцепил пальцами чинарик и сунул внутрь коробка: пригодится для последующего осмысления и выводов. А главное – поможет изловить шельмеца этого, изворотливого гражданина Хватуна.

Теперь Кацуба догадывался, на какое подворье приведет этот диковинный след. Откуда-то из глубины леса принесся резкий, заставивший онеметь кожу на лице ветер, который то исчезал, то возникал вновь, тряхнул жалкое тощее деревце, выросшее на обочине тропы, сбил с него снег – чуть не выдрал несчастное растение с корнем, – снег плотным слоем ссыпался на землю, завалил часть следа.

Но другая-то часть осталась. По ней Кацуба пошел дальше – след этот надо было довести до конца, до итоговой точки. До изгороди, значит.


Ничего нового следопыт Кацуба для себя не открыл – след привел его к подворью Хватуна.

Дальше, за изгородь, Кацуба не пошел – и без того все было понятно. И по злому рычанию Цезаря также все было понятно – умный пес зря злиться не будет.

Он хотел было уже уходить, как на крыльцо выскочила Хватуниха с разъяренным лицом. В руках она держала двустволку, казавшуюся в сравнении с ее могучей фигурой игрушечной, – обычная пукалка, из которой пробками стреляют по мухам.

– Ты… Ты… Ты!.. – заорала было Хватуниха, но очень быстро остановилась – дыхание у нее твердой затычкой застряло в горле, ни туда ни сюда, Хватуниха не могла говорить. Она наставила ружье на Кацубу, щелкнула курками.

Уходить было нельзя, эта баба могла выстрелить в спину – всякое отступление обычно вызывает ярость у таких людей.

Хватуниха ткнула ружьем в пространство, будто всадила штык в воздух, хотела что-то проорать, но не смогла, затычка помешала, тогда она снова ткнула двустволкой в пространство.

– Ты… Ты…

– Ну, я, – спокойно проговорил Кацуба. – И что из этого?

– Я тебя сейчас убью! – заревела Хватуниха, видать, пробка выскочила из глотки, и у нее прорезался голос.

– Не убьешь, – отрицательно покачал головой Кацуба. – У тебя пороха не хватит – натура для этого жидковата.

– Сейчас пальну – узнаешь!

– Не пальнешь.

– И сучку твою прижучу!

– Не прижучишь. Это не сучка, а кобель. Пошли отсюда, Цезарь, – поняв, что в Хватунихе все перегорело и стрелять она уже вряд ли будет, сказал Кацуба.

За спиной у него все же громыхнул длинный раскатистый гром – Хватуниха не выдержала, пальнула в воздух сразу из двух стволов. Выматерилась вслед пограничнику.

Кацуба на грохот даже не оглянулся.


Старший инструктор политотдела, приехавший из Хабаровска, появился в штабе Гродековского отряда ранним утром, невыспавшийся, с серым лицом, всем недовольный и первым делом попросил поднять с постели комиссара отряда.

– Так рано еще, товарищ хороший, – попробовал урезонить его дежурный, но приезжий отчитал служивого так, что лицо у того тоже сделалось серым.

– Я прошу не яичницу из трех яиц мне изжарить и не чай подать в серебряном подстаканнике, а поднять с постели комиссара отряда. Уразумел, дежурный?

– Так точно, уразумел…

– Тогда выполняй приказание!

Дежурный удрученно вздохнул, покачал головой и принялся накручивать рукоятку телефона.

– Барышня, барышня, барышня, – монотонно забубнил он, – вот тетеря сонная!

Наконец барышня отозвалась, и дежурный попросил соединить ее с квартирой, в которой обитал комиссар.

Через двадцать пять минут комиссар принесся на взмыленном коне в штаб. Был он мужиком, судя по всему, геройским – к кожаной меховой тужурке у него был прикреплен алый бант с орденом Красного Знамени.

Увидав политотдельского инструктора с недовольным лицом, он козырнул с оттяжечкой, по-кавалерийски:

– С проверочкой приехали?

– Ага, с проверочкой, – вид у старшего инструктора сделался ехидным – хоть он и не имел таких заслуг и наград, как комиссар отряда, но по положению был выше и с его подачи этот орденоносец мог получить такую трепку, что у него галифе могли легко порваться по заднему шву, либо вообще соскочить с кормовой части, потому посланец Хабаровска так себя и вел.

– Что ж, проверяйте, готов представить все документы. С бумагами у нас, тьфу-тьфу-тьфу, все в порядке. Недавно проверяющие аж из самой Москвы приезжали, ничего худого не обнаружили.

– Посмотрим, посмотрим… – старший инструктор улыбнулся. Улыбка его хоть и была доброжелательной, но ничего доброго не предвещала. Комиссар знал эту породу людей. Как правило, они чаще всего попадаются среди разного проверяющего люда. Знал комиссар и тактику, то, как надо вести себя с таким народом – лучше всего не дожидаться, когда они будут нападать, а опережать их и нападать самому.

Да потом всякому умному человеку хорошо известно, что нападение – лучший способ защиты.

– Я так полагаю, вы приехали по поводу заявления гражданки Хватун… Я угадал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза