Опасная тишина

Бабка Маланья отправилась в морозные дни в лес – надо было собрать кое-какой материал для своих снадобий, который в тайге можно найти только в морозную пору. Отмороженные, попадавшие на снег почки, остекленевший мох, корешки трав, вмерзшие в наст, грибы, выросшие на стволах деревьев и отвердевшие в стужу, – все это представляло для бабки Маланьи интерес, у каждого дерева она останавливалась, внимательно осматривала ствол, ковыряла пальцем кору.

Про то, что на заставе живет говорящая птица, бабка, конечно, слышала, но вот видеть вещего ворона никогда не видела.

Где-то через час бабка уже здорово замерзла, причем прихватило ее так, что начали постукивать зубы. Но бабка Маланья была опытным человеком и знала, например, как можно прогнать от себя зловредного Деда Мороза. Не обязательно наговором, заклинанием или молитвой, можно сделать так, как делают солдатики на пограничной заставе, им в морозы достается больше, чем бабке Маланье, но ничего – одолевают ребята холод, выживают, даже веселятся, подшучивают над коварным дедом и его красным носом.

Надо под одеждой, под фуфайкой собраться в комок, сжаться, постараться напрячь все мускулы, которые есть в теле… У бабки мускулов, конечно, нет, истерлись все, истрепались, но кожа-то осталась. Бабка Маланья умела напрягать и кожу – и так напрягала, что на лбу даже пот выступал, делалось тепло-тепло… И косточки трещали.

Вытерев сочащийся простудной влагой нос, бабка Маланья остановилась у невысокой, с наполовину опавшей желтой хвоей лиственницы, потыкала вокруг нее обломком метлы и, прислонившись спиной к стволу, съежилась в комок, превращаясь под коконом одежды в некое ядро, будто серединка спелого ореха, сделалась маленькой, как сопливая девчонка, собравшаяся идти в первый класс школы, привычно зашевелила заскорузлыми губами:

– Раз, два, три, четыре, пять… – досчитала до двадцати и приподнялась над самою собой, вновь превращаясь в знакомую всем бабку.

Холод отступил от нее, зубы перестали стучать. Но манипуляции надо было повторить.

Выждав немного, бабка вновь съежилась, становясь маленькой – ну, просто мужичок с ноготок… Только в юбке.

– Раз, два, три, четыре, пять… – начала очередной отсчет бабка Маланья, постукивая черенком метлы по твердому насту, припаявшемуся к комлю лиственницы, – двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Бабка не успела закончить счет, как неожиданно услышала над своей головой произнесенное с насмешливой хрипотой:

– Ты чего тут делаешь?

Бабка вздрогнула, сжимаясь еще больше – испуг пробил ее, словно внезапная молния, но в следующий миг вытянула голову из одежды, словно черепаха из своего костяного панциря.

– Кто это? – она заморгала часто, смахнула заскорузлыми пальцами слезы, проступившие в уголках глаз, огляделась. – Кто?

В лесу, кроме нее, никого не было, только неподалеку из-за поваленного ствола выметнулась крохотная мышка, пропищала что-то невнятно и исчезла под обледенелым старым пнем.

– Кто это? Кто?.. – повторила вопрос бабка Маланья, постучала палкой по дереву, под которым стояла, вновь заморгала подслеповато, стряхнула с глаз старческие, по вкусу очень соленые слезки.

– Куда идешь? – вновь послышался откуда-то с небес голос.

Бабка поспешно втянула голову в кокон, зыркнула одним глазом из воротника, но не испугалась на этот раз.

– Доложи! – опять раздался знакомый хрип, бабка задрала голову и увидела на дереве, растущем напротив лиственницы, большого нахохленного ворона.

– Это ты лопотал сейчас, нехристь? – спросила бабка у ворона и тот, понимавший человеческую речь, ответил честно:

– Я!

– Ай-яй-яй! – укоризненно помотала головой бабка. – Вот пожалуюсь на тебя – будешь знать! – Говорила бабка то, что и сама осмыслить не могла. Ну кому она пожалуется на ворона, какому лешему? Да и водятся ли лешие в этом лесу, бабка не знала.

– Ай-яй-яй! – дразнясь, укоризненно повторил за нею ворон.

– Вот тогда тебе будет настоящий «ай-яй-яй», – бабка покачала головой, будто тыквой, от плеча к плечу, почувствовала, как по телу у нее поползла дрожь: а вдруг ворон этот – оборотень, какой-нибудь перевертыш, который сейчас возьмет да придавит ее? – Ай-яй, – увядая, пробормотала бабка и замахала руками на ворона, потом перекрестилась: – Окстись!

В ответ ворон неожиданно захохотал. Бабка поспешила подхватить клюку и, размахивая одной рукой, направилась к выходу из леса.

Впрочем, то, что ей было нужно для снадобий, она отыскала…

Кацуба с Цезарем находился недалеко в лесу, изучал следы, попавшиеся ему, – очень уж занятные они были – то ли тигр прошел тут, то ли медведь, с длинными, словно бы специально отращенными когтями. Вдавлины были глубокие, ни медведь, ни тигр таких не оставляют, да и потом медведи в эту пору спят поголовно, шатуны, которые зимой бодрствуют и могут причинить много бед, в округе, кроме убитого Сердцеедовым, замечены не были.

Так чей же это след? Кацуба решил пройти по нему дальше, понять – вдруг обнаружится что-нибудь интересное?

Он прошел метров двести, когда Цезарь вдруг сделал стойку и зарычал.