Опасная тишина

Брови на лице старшего инструктора изумленно взлетели вверх, но он ничего не сказал в ответ, решил подождать – а вдруг комиссар признается в чем-нибудь таком, что неведомо в политотделе… Но комиссар молчал, ничего не говорил – тактика, что у него, что у политотдельского сотрудника была одинаковая, получалось, что оба хорошо знали, как надо вести себя в таких ситуациях.

С другой стороны, назвав фамилию Хватунихи, комиссар ничем не рисковал.

– Допустим, – осторожно произнес старший инструктор. Он полагал, что сейчас комиссар назовет фамилию своего проштрафившегося подчиненного, но комиссар неожиданно ополчился на заявительницу.

– Более сквалыжной, оскорбительно болтливой бабенки во всей Покровке не отыщешь, очень скверный она человечишко, – с напором произнес комиссар, – характер ее подленький хорошо известен не только в селе, но и в отряде. Я уж не говорю о заставе.

– Ну-ну! – многозначительно произнес старший инструктор. – А такой боец… по фамилии Кацуба, у вас имеется?

Вот и финиш, можно давать занавес, все встало на свои места.

– Имеется, – прежним напористым тоном проговорил комиссар. – Отличный боец, побольше бы таких на границе! Собаковод очень опытный, следопыт.

– У политотдела на этот счет – другое мнение.

– Вы знаете, сколько нарушителей задержал Кацуба?

– А мне и знать не надо, – резко ответил хабаровский гость, – я занимаюсь моральным обликом советских пограничников, а не их показателями в беге на длинные дистанции.

– При чем тут бег на длинные дистанции?

– А что, разве бег за нарушителем – это бег на короткую дистанцию? Я представлял это совсем по-другому. Хороши же у вас нарушители, если они даже бегать по-настоящему не умеют. Таких брать легко, голыми руками можно, как общипанных до последнего перышка кур, – лицо инструктора сделалось язвительным, уголки рта сместились вниз. – А потом, товарищ комиссар отряда, откуда вы знаете, что происходит в Покровке и как тамошние жители относятся друг к другу, когда у вас квартира не в Покровке и даже не в Уссурийске, а в Гродеково?

– В Покровке раз в неделю я бываю обязательно – там у штаба есть дом – специально держим для будущей комендатуры, поэтому покровских обитателей знаю хорошо.

– Обсуждать мы будем не гражданку Хватун, а вашего подчиненного Кацубу, – гость из Хабаровска ожесточенно рубанул рукою воздух, будто саблей полоснул по пространству, стремясь развалить его. Решительный был товарищ.

– Ну что ж, Кацубу так Кацубу, – комиссар согласно наклонил голову. Про себя решил, что будет держаться до последнего, но Кацубу этому хлыщу не сдаст. – На всякий случай, для сведения, товарищ уполномоченный политотдела, Кацуба лично, в одиночку, задержал несколько десятков нарушителей.

– Разберемся, – резким, каким-то птичьим, изменившимся голосом произнес хабаровский гость, – если он не виноват, то наградим, к ордену представим, если виноват – накажем по всей строгости… Чтобы другим неповадно было.

– Чтобы другим неповадно было… – эхом повторил за ним комиссар. – Вот то-то и оно…

– Там, на месте, свободный кабинет найдется?

– В Покровке есть дом, о котором я сказал, на заставе же – только комната начальника, его фамилия Татарников, у замов Татарникова кабинетов нет. Канцелярия – общая.

– Тогда пусть начальник заставы освободит мне свое служебное помещение.

Разбирательство вызвало у хабаровского гостя разочарование: кроме причинения легкого ранения по неосторожности старший инструктор ничего другого не сумел предъявить Кацубе. Пытаясь понять, отыскать мотивы служебного преступления, он потребовал, чтобы врачи нашли на теле Хватунихи следы пулевого увечья.

Следов этих не оказалось – мазь бабки Маланьи заштукатурила все: на теле даже обычного покраснения не было обнаружено.

Осматривали Хватуниху два врача: старый, седой как лунь доктор в чеховском пенсне и молоденькая, недавно окончившая медицинский факультет врачиха, приехавшая на Дальний Восток из Перми. Оба сделали заключение: никаких следов пулевого ранения не обнаружено.

– Вы не врачи, а дети малые, – разозлился хабаровский гость, – вас обвели вокруг пальца, обманули, как учащихся церковно-приходской школы…

– Я сам когда-то заканчивал церковно-приходскую, – обиделся старый врач. – Ничего плохого в этом нет.

Старший инструктор хотел было назначить повторную врачебную комиссию, но передумал – побоялся ответной волны, отката. Единственное, чего ему удалось добиться, так это выговора – Кацубе объявили выговор за неосторожное обращение с оружием.

Поскольку расследование происходило прямо на заставе (хабаровский гость тут и жил, от дома в Покровке отказался), комиссар отряда проводил проверяющего до ворот, усадил в автомобиль и прощально помахал рукой:

– Бай-бай! – и добавил, иронично хмыкнув: – Искатель черных кошек в темной комнате!

На повороте автомобиль занесло, он забуксовал, вышиб из-под колес длинную струю отвердевшего снега, задавленно крякнул клаксоном и понесся по обледенелой дороге, направляясь к Покровке, оттуда – по большаку к Уссурийску.