Опасность тьмы

В большой папке на полке в гостиной хранились настоящие фотографии. Скоро она их достанет, потому что фотографии расскажут правду, какими счастливыми они тогда были, и какими милыми маленькими девочками, и какая крепкая у них была семья. Правда была на фотографиях. Она знала это.

– А еще, – сказал Даги, – я собираюсь позвонить и договориться о посещении.

Она постукивала ложкой по своему блюдцу.

– Я возьму тебя, мы все туда поедем.

Это была тюрьма Гидли Вэйл. Название сказали в новостях. Даги нашел ее на карте. Она оказалась примерно в девяноста милях.

– Мне нужно все записать – все, что я хочу ей сказать. Мне нужно будет говорить очень четко. Она должна знать, что я со всем разбираюсь. Может, сначала мне надо разузнать, что у нее за адвокаты? Увидеться с ними тоже? Как ты думаешь?

– Я не знаю, что тебе разрешается делать.

– В каком смысле?

– Ну насчет адвокатов и всего такого. Мне никогда не приходилось иметь дела ни с чем подобным.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Ты думаешь, мне приходилось?

Даги покачал головой.

Всю дорогу домой в машине Кита она громко ругалась. Ругалась на полицию, на газеты и телевидение, ругалась на них за то, что произошло с ее дочерью и за допущенную ими чудовищную несправедливость; ругалась без малейшей тени сомнений. Это была ошибка. Как ошибка могла быть настолько серьезной и зайти так далеко, она не знала, но это точно была ошибка, и она должна была исправить ее раз и навсегда. Винни обвиняли в таких страшных вещах, о которых невозможно было даже подумать, в том, что могут делать только самые злые, самые отвратительные люди, да и то далеко не все. Винни была совсем не таким человеком. Как кто-то мог подумать, что это она? Как такое могло случиться?

Джэнет звонила дважды – с криками и слезами – так что в конце концов Даги был вынужден забрать у нее трубку и сказать девочке, чтобы успокоилась.

– У меня дети, – все повторяла Джэнет. – У меня дети, понимаешь?

– Но она ничего этого не делала, Джэн, она этого не делала.

– Да какая разница? Это ее имя, оно постоянно в телевизоре, и повсюду, ее фотографии в газетах, все смотрят.

– Они не должны смотреть, никто не знает, что ты ее сестра.

– Конечно, они знают, а если чего-то еще не знают, то скоро точно выяснят. Я хочу знать, что теперь с нами будет, ты должна что-то с этим сделать.

Эйлин встала, пошла к раковине, включила оба крана и стала смотреть, как вода закручивается и убегает в сток. Нужно было помыть кастрюли, но она ничего не помыла.

– Возвращайся лучше на работу, – сказала она.

Даги взял два дня отгула, а потом попросил отпускать его домой в обед, сославшись на то, что Эйлин больна и ее нельзя надолго оставлять одну. Ему, конечно, не поверили, но ему показалось, что он услышал сочувствие в голосе начальника.

– Никто ни о чем не догадывается, – сказал он.

Хотя все догадывались. Это было несложно. Некоторые спрашивали его прямо, и он просто разворачивался и уходил, а им только этого было и нужно. Потом он проклинал себя за это.

Его мальчики просто приняли это и теперь сохраняли молчание. Кит ничего не сказал по дороге домой, но он поцеловал Эйлин и приобнял ее слегка, сказав, что он всегда рядом, и Ли тоже всегда рядом с ней. Что это ужасный кошмар, страшное недоразумение, но все разрешится. Разумеется, разрешится. Но потом они затихли. Телефон не звонил.

Даги подумал, что он съездит потом к Киту сам. Когда они разберутся с этим тюремным посещением.

– Тогда я ухожу, – сказал он. – А теперь возьми книгу и сядь на улице. Как следует насладись солнцем. Не нужно отвечать на телефон или на звонки в дверь, только запри замок. Просто посиди на солнце. Я остановлюсь по пути домой и захвачу яиц и немного салата на потом. Мы еще чего-нибудь хотим?

Она все еще наблюдала за тем, как вода течет из кранов в раковину.

Даги подошел и выключил их. Он положил ей руки на плечи и несколько секунд простоял так.

– Я не знаю, с чего начать, – сказала Эйлин.

– Тебе не нужно ничего делать. Лучше оставь это профессионалам. Они знают, за какие ниточки дергать, как это все работает.

– Ты думаешь? Насколько я могу видеть, пока они справляются со своей работой так себе.

– Я знаю, милая. Но это просто так выглядит. Но ведь они эксперты, не так ли?

– Нет. Это я. Я ее мать. Что они понимают о ней лучше, чем я?

Он задумался над тем, насколько это правда, но ответа у него не было.

Ему хотелось бы съездить туда самому, попросить о посещении, встать перед ней и спросить ее. Выяснить. Заставить ее рассказать ему, как все это вышло. Вытянуть из нее правду, и если действительно окажется, что это одна большая невероятная ошибка, он станет бороться за нее так, как никто другой. Но ему надо было выяснить это самостоятельно.