Опасные тени прошлого

– Знаешь, подруга, хоть история и напоминает избитый детективный сюжет, где будущей жертве присылают похоронный венок или траурные цветы, мне это совсем не нравится. Кто-то, похоже, хочет тебя напугать.

– Нинуль, не нагнетай, а то я совсем спать перестану. – Я попробовала отшутиться, но получилось это как-то неискренне. – Может, это ошибка или чья-то глупая шутка.

– Ну конечно, и голову тебе проломить хотели тоже для смеха. Нет, не верю я в такие случайности. Ты бы следователю рассказала про букет.

– Чтобы он счел меня глупой суеверной трусихой? – Почему-то мне совсем не хотелось представать перед Савельевым в таком амплуа.

– Посмотри, Кира, как много всего происходит вокруг тебя в последние дни. Я не понимаю пока, кому и в чем ты могла перейти дорогу, и не хочу тебя запугивать. Но кто-то если не охотится на тебя, то точно желает тебе зла. И надо быть настороже. Ты ведь там совсем одна…

– Хорошо, я буду осторожна и завтра же расскажу следователю о букете. Тем более я все равно хотела с ним поговорить об экспонатах из костела.

– Вот это уже лучше. И я бы на твоем месте никому, кроме него, не доверяла.

– А как же Борис?

– Чувствую, ты влюбилась по уши! И не спорь со мной, я по голосу твоему все понимаю. Но будь пока с ним не слишком откровенна, как-то неожиданно он появился в твоей жизни и так быстро растопил твое сердце…

– Ох, дружочек, ты всех под микроскопом рассматриваешь. Не потому ли до сих пор не замужем. – Я, конечно, съязвила, но знала, что Ниночка не обидится.

Мы еще немного поболтали об отношениях с противоположным полом, и подруга, взяв с меня слово быть предельно осторожной и внимательной, распрощалась. В ее далеких монгольских степях давно была ночь.

Уже готовясь ко сну, я как-то некстати вспомнила, что последними цветами, которые мне дарил несостоявшийся жених, были гвоздики.

Борис Левандовский

1 июня 2017 года

Я практически выбежал от Киры и быстрым шагом направился к набережной, чтобы речная прохлада охладила вспыхнувшие чувства и помогла собраться с мыслями. Руки мои дрожали, пожалуй, впервые в жизни. Нет-нет, не от любви к этой милой и очень симпатичной мне девушке, к которой я начал привязываться так, что самому становилось тревожно. И не от праведного гнева на ее прадеда. Я наконец-то нашел недостающий кусочек пазла, складывающегося из отрывков воспоминаний и разговоров, строчек пожелтевших писем, архивных записей, хладнокровных расчетов Влодека Шпетовского и моей врожденной интуиции.

С детства я обладал способностью быстро сопоставлять совершенно разные факты и события, которые фотографически отпечатывались где-то на подкорке и всплывали в нужный момент. Это помогало мне в учебе, в отношениях с людьми, в некоторых моих, скажем так, affaire [21]. И вот в разговоре с Кирой вместе со старыми фотографиями на экране моей памяти появились и описи изъятого имущества, и упомянутая вскользь следователем разбитая витрина, и происшествия вокруг Кириной квартиры, движения ее тонкой руки, неосознанно разглаживающей скатерть, под которой угадывалась папка или файл с бумагами, неожиданный интерес к изъятию имущества из костела. И одна маленькая вещица, лежавшая в кармане пиджака…

Цепочка, начатая действиями моего прадеда, спрятавшего сокровища польской церкви, протянулась к Кириному прадеду и от него – к самой Кире.

Отвлечь ее на несколько минут опрокинутой чашкой было элементарно. Этого хватило, чтобы открыть папку, сфотографировать на телефон находившиеся в ней документы и, застыв у стола, изобразить оскорбленную невинность. Пара лет в театральной школе в Кракове не прошла даром.

Присев на лавку на опустевшей поздним вечером набережной, я некоторое время просто дышал, прикрыв глаза и подставив лицо свежему ветру с реки. Пожалуй, впервые я всерьез задумался над тем, что привело меня в этот русский городок на берегу Волги…

Я вырос в доме, где царила атмосфера истового католицизма, приверженности семье и ее прошлому, можно назвать это культом моего прадеда, Игнатия Левандовского. Мой дед Матеуш – мои родители почитали его как святого, погибшего за свободу и независимость польской церкви. И ребенком я следовал семейным традициям, исправно посещал костел и отлично знал Библию.

Но гибкий ум впитывал и анализировал все, что происходит вокруг, рождая желание жить в достатке, не жалуясь на тяготы и лишения, увидеть мир, достичь его вершин. Еще подростком я стал извлекать пользу из своей привлекательной внешности и обаяния: не только сверстники, но и некоторые взрослые доверяли мне свои тайны, обращаясь с деликатными поручениями. Иногда я получал от этого материальную выгоду, чаще – возможность использовать связи и знания в свою пользу.

Я легко и успешно закончил школу, поучился театральному мастерству, но быстро понял, что успех в этой сфере мимолетен и сопряжен с необходимостью зависеть от режиссеров, продюсеров, зрителей. А мне была нужна свобода…