Опасные земли

– Вот, собственно и все, м-да. Перелом носа, трещина в скуле, глубокие гематомы, гематома височной доли, так-так, крепитация в ребре, о, и в этом тоже. Вывих левой кисти, мышца, судя по всему, надорвана… Да-а-а, славные воины, мальчишку вы избили, не стесняясь! Как это здесь говорят? От-ду-ба-си-ли!

– Схлопотал он, строго говоря, от лучников, причем били его так, что должны были убить – я все видел. А тут пара ребер, нос, вывих какой-то – парень еще легко отделался! Из чего он вообще сделан! – доложил Филипп, отметив про себя, что испанец даже не подумал расспросить о подробностях побоища и с чего вообще лейб-лучники набросились на юношу так свирепо, и не постеснялся вернуть разговор к важному. – Я обязан повторить вопрос: в городе много таких?

– Таких? – доктор удивленно поднял брови. – Кстати, не откажите, отведайте горячего вина, я вижу, вам не повредит, да и мне.

Вошел Пепе с тремя парящими кубками изрядного объема на подносе, и мужчины расселись в другом конце залы подле камина, где тлели дрова. Огромный Уго занял надежного вида кресло, способное выдержать его вес в латах, а доктор и Филипп заняли раскладные стулья с бархатными подушками.

– Милейший! Разбуди Фурнье, разрежьте веревки и отнесите господина де Латура в комнату наверху – вы позволите, господин аудитор? Надо обработать раны, и, я уверен, у него сотрясение мозга – надо понаблюдать. У него с головой и так нехорошо, а тут еще такой меткий пинок в височную область, м-да. Не началась бы лихорадка… Так о чем вы, простите? Каких «таких»?

– Вы сказали: «так бывает», – пояснил де Лален, отпив вина, кстати, оказавшегося весьма недурным, в меру горячим с нужным количеством приправ. – И мне не показалось, что это фигура речи. Ведь не весь же город вымер? Может быть, кто-то еще перенес болезнь тяжело, как младший Латур? Вы поймите, я обязан спросить – а то вдруг на моих людей еще кто-то накинется, а они при оружии, так что сами понимаете – недолго до смертоубийства.

Филипп мелком глянул на старшего товарища, а Уго кивнул, мол, верной дорогой – продолжай.

– Как доктор медицины, не могу исключать такой возможности. Видите ли, дорогой сир, болезнь, поразившая славный город Сен-Клер, при всей схожести с чумой ею в прямом смысле не является. Симптомы не вполне, м-да… Но последствия даже у выживших тяжелые, не простые. В зависимости от природного темперамента все переносят ее очень по-разному. У некоторых я наблюдал некоторым образом схожие явления. Внезапная немотивированная агрессия, которую человек духовного звания мог счесть одержимостью. Но в целом, в целом… в целом здесь теперь спокойно. Карантинные меры, предпринятые вашим покорным слугой, принесли плоды. Вспышек болезни более не замечено, но, сами понимаете, я бы не стал открывать город еще некоторое время – мало ли что. Болезнь весьма опасная, нельзя разнести ее по всей стране, никак нельзя, надеюсь, вы меня в этом поддержите.

– В каком смысле поддержим? – Филипп все еще не понимал, а оттого – продолжал спокойно угощаться вином.

– Вам нельзя покидать город.

– В каком смысле нельзя?

– У этого слова только один смысл: невозможно, запрещено, невместно, немыслимо, исключено.

– А кто же мне, герцогскому поверенному, простите, запретит?

– Вы сами, господин аудитор, и запретите, полагаю. Вы, как поверенный Его Светлости на данный момент, – важнейший чин в городе. Бургомистр, епископ и судья мертвы – я не успел им помочь. Эшвены не в счет – вы их старше по должности. И теперь именно вы обязаны удержать карантин, как герцогский официал. Ведь я смог закрыть город по личной инициативе – не более. Кто я таков? Простой доктор, иноземец, который воззвал к рассудку добрых горожан и помог, кому смог. Но, надолго ли хватит моих заслуг и, как говорили греки: харизмы? Человек его милости герцога, да еще при столь сильном отряде – иное дело, вам ли объяснять! Вы здесь закон, вам и вручаю сей Urbis et orbi со всем облегчением, а то тяжеловата оказалась ответственность, м-да.

В конце длинной речи Хименес принялся дуть на вино, а щеки зарумянились – не понять, от выпитого или от волнения. Филипп сидел, чуя, как под его ногами разверзается сырая бездна. До него постепенно доходило, что он доездился, а пустяковое задание «приехать – нагнать страху – отвалить» на глазах обращается чем-то ну вовсе безобразным. Старый мерзавец Уго отмалчивался, вместо того чтобы прикрыть с фланга, как было обещано накануне.

Сидеть и далее с видом, словно ищешь нечто очень важное на дне бокала, было решительно невозможно. Пришлось тщательно закашляться, чтобы выгадать пару лишних мгновений на размышления. Впрочем – зря. Полезных мыслей не возникло. Никаких не возникло.

– Я-а-а, гх-м, г-хм, так сказать, м-да, – Филипп проклял противное прицепившееся от испанца междометие, продолжив более связно. – Я, как аудитор Его Светлости, гарантирую только одно: закон и порядок поддерживать всеми доступными мне силами. И проверять тот самый порядок в точном соответствии с полученной инструкцией. Инструкция – вот она.