Опасные земли

– Приветствую славных воинов! Отчего вам не спится в такое время? Не нужна ли моя скромная помощь? – на этот раз он излагал гладко без всякого пришептывания, которым встретил отряд накануне.

«Ишь как поет, а у самого все люстры запалены!» – что-то такое выразилось на лице Уго.

Филипп глянул на друга, а потом обратился к доктору.

– Заснуть не выходит при всем желании. И помощь ваша, вестимо, нужна. Да только не нам, а вот этому гражданину. Ведет он себя уж очень громко и, я бы сказал, пугающе, отчего нам и нет никакой возможности отдохнуть с дороги, – де Ла-лен поманил помощников. – Эй, ребята! Предъявите нового знакомого! Вот, доктор, что такое с пациентом?

Кутилье затопотали по полу, оставляя на паркете волглые следы. В их руках бился и хрипел ночной бегун, перевязанный, как гусь на Рождество.

– Вот, извольте. Напал на нас у площади, двинул кое-кому, а потом еще одному. Постоянно рычит, лезет кусаться и как будто вовсе не устает. Верно я говорю, ребята?

– Все так, вашество! – отрапортовал кутилье.

– Истинная правда, никакой устали не знает, не смотрите, что мелкий, вашество! – поддержал его второй. – Избили-то мы его в ответ будьте любезны – да не помогает!

– Ой!!! – сказал Пепе, уронив с грохотом какой-то поднос.

Испанец принялся распоряжаться, как будто не в гостях, а минимум десяток лет владеет этим домом.

– Отнесите его под люстру и уложите на стол. Пепе! Отведи почтенных воинов в людскую и запали камин. Нам подогретого вина. Шевелись!

– Никак невозможно, господин доктор! Коли мы его отпустим – сразу бросится! – возразил первый кутилье.

– Уж я его как-нибудь удержу, – пообещал немец и в самом деле так придавил парнишку к здоровенной дубовой столешнице, что из кого иного и дух бы вон.

Тощему – хоть бы хны. Пока Пепе уводил бойцов, прыгун исправно бился в путах, выкатывал глаза, а пожалуй что и зенки, непрерывно издавая мычание самого кровожадного свойства. В самом деле, пора бы утомиться от таких долгих и бесплотных усилий, но – ничуть не бывало.

– Так-так! Кто это у нас? Эка вы его, славные рыцари, отделали, мое почтение… – Хименес, не выказав ни страха, ни удивления, ухватил парня за щеки, чтобы повертеть лицо так и этак. – Ну-с, все ясно.

– Ясно? – де Ламье изумился до того, что позабыл прежнее намерение передоверить разговор Филиппу. – Как с этим вот может быть хоть что-то ясно?!

– Вы же не имеете врачебной практики? – испанец отпустил грызущего деревянный кляп юношу и воззрился на Уго. – Вы, как я могу судить, имеете противоположную специальность – поставлять клиентов моим коллегам. Впрочем, ума большого в данном случае не требуется.

– Да поясните толком! – взмолился Филипп.

– Все просто. Это молодой Сорель де Латур-Шерези. У него скончалась вся семья, а потом и он очень тяжело перенес болезнь. Выжил, но, знаете ли, слегка подвинулся рассудком, м-да. Теперь у него приступы, особенно по ночам. Такое бывает.

– Ого, так он из благородных! – воскликнул де Ламье, а его молодой друг только теперь обратил внимание на то, что рубаха, пусть и изгвазданная, сработана из батиста, а по вороту и манжетам из-под грязи проступала мельчайшая плиссировка с вышивкой, явственно указывая если не на благородство, то на достаток уж точно.

– Почтенная дворянская семья, с четырнадцатого столетия проживает в городе. Но, – доктор тяжко вздохнул, – болезнь не разбирает, пред ней все равны: и король и золотарь. Жалко юношу. Последний в роду и, по всему видать, – самый последний. Кто за него теперь пойдет? Хотя, может, его еще и отпустит, а он как-никак наследник. Есть шансы на продолжение славного рода, м-да. Я, правда, не поручусь за целостность половой функции после такого тяжкого течения болезни. Как писал Авл Корнелий Цельс, жар хвори подавляет жар страсти… Постойте, или это не Цельс, а Гален?

– Доктор, вы сказали, так бывает? – перебил его Филипп, сообразивший, что ученый муж в состоянии бормотать про Цельса, Галена и Авицену с Гиппократом до утра. – В городе есть еще вот такие, подвинувшиеся?

– Да будет вам! Сделайте уже что-нибудь, я устал его держать! – бронированный кулак де Ламье ахнулся в дубовые доски, так что стол затрещал.

Доктор споро извлек откуда-то чистую тряпицу и пузырек зеленого стекла, засеменив к рукомойнику, продолжил вещать.

– Не извольте беспокоиться, почтенный рыцарь, он просто очень напуган, помочь этому не трудно, – Хименес намочил ткань, капнул на нее из бутылочки и, подойдя к столу, принялся аккуратно протирать лицо юноши. – Успокоительная смесь Виланова, вода и спокойный голос – вот все, что нужно.

На диво, этого в самом деле оказалось достаточно. Худое тело, только что извивавшееся в путах, аж пенька стонала, стало биться все тише, безумные глаза закатились, веки дрогнули, сомкнувшись, а вместо рыка и воя пришло ровное глубокое дыхание. Молодой де Латур-Шерези, или как там его отрекомендовал испанец, уснул.