Опасные земли

Парень содрогался всем телом, вращал вытаращенными глазами, выкрикивая одно и то же слово: «имье, имье, имье»! Причем крик делался все более отчаянным и неразборчивым. Из слова пропала согласная – несчастный надсадно хрипел, выводя что-то вроде «и-е, и-е», то суча руками по полу, то принимаясь разбирать ногтями лицо. И непонятно было, как именно ему помочь.

Наконец он стал затихать, а жуткие звуки сложились в новое, все более разборчивое «и-е, ил-е, ил-фе, ильфе, ильфе, и-и-ильфе-е-е».

Прохрипев последний раз, юноша замер, выгнулся и без сил обмяк на половицах. Потом он заморгал, потер лицо, размазывая кровь, сочившуюся из многочисленных царапин, ошарашенно замотал головой и, сев, спросил:

– Цо се штало? Для чего йестем на подлодзе?

Столпившиеся вокруг люди – едоки вместе с перепуганным персоналом – принялись поднимать его, усаживать на стул, вытирать лицо салфетками, куда-то звонить, наверное, в местную скорую или что там вместо нее у европейцев? Девушка прижималась к худому мальчишескому плечу в синей футболке, приговаривая:

– Як се балам! Як се балам! Дзеньки Богу! Дзеньки Богу!

Припадок длился, быть может, минуту, а может, две. Парень не успел навредить себе по-настоящему, не успели ему навредить и дилетанты, которые, без сомнений, собирались его спасать. Обошлось.

Вот только что именно?

Такой вопрос прозвучал и среди путников.

– Какого лешего? – спросил Бецкий, усаживаясь за стол, где он немедленно хватил квасу. – Мы какие-то бедоносцы, даже поесть спокойно никак без вот этой и еще какой-нибудь фигни.

– Угу, – Быхов сперва расправился с остатками кваса в кружке, а уж потом сел. – Что это было и что лопотал горемыка?

– Лопотал он два слова, – перевел Ровный. – Сперва он повторял «имя, имя, имя». Это даже мне понятно. Потом было «хильфе, хильфе, хильфе».

– Какого черта это значит? – Бецкий вопросительно уставился на антиквара.

Вместо него заговорил художник.

– «Хильфе» по-немецки означает «помогите».

– Какой-то бред, – капитан налил еще с полкружки пенного напитка. – А это вообще к чему? И отчего по-немецки? Он же лях!

– Майор прав, мы несем беду. На нас лежит тень, и Тень идет по следу. Надо спешить.

* * *

– Какого хрена вы, две дуры, мне насканировали?! – надрывался старший менеджер «ВИП-джета». – Это загранпаспорт? Я вас спрашиваю: это, вот эта вот херня – это загранпаспорт?!

Он тряс перед хорошенькими носами Наташи и Оксаны планшетом. Экран демонстрировал файлик базы данных, где вместо паспорта красовался разворот фирменного буклета: самолет, пальма, морской пляж и еще какая-то духоподъемная лабуда. Совершенно точно не загранпаспорт.

– Он точно нам отдал паспорт. Точно-точно! – тараторила Оксана под аккомпанемент блондинкиных всхлипов.

– Точно! Точно вы у меня без премиальных останетесь, вот это точно! Ну блин, какие же вы тупые, а!!!

– Может… может, связаться с пилотами, и чтобы, значит, они, ы-ы-ы? – прохныкала Наташа.

– Чтобы что-о-о-о?! Чтобы сейчас прямо в полете пилот отправил стюардессу сканировать паспорт еще раз?! Типа расписаться в том, что в «ВИП-джете» работают конченые мудаки?! Ну, то есть, я – конченый мудак! Скажи, Наташа, я похож на конченого мудака?!

– Н-н-нет!

– Ответ неверный! Я похож! Потому что работаю с такими убогими дурами, что на конкурсе дур заняли бы второе место, потому что дуры! Мля! Хорошо, хоть деньги в кассе настоящие! Ну какого ж хрена вы такие тупые, а, бабы?

Тупые бабы дрожали.

Но старший менеджер зря думал, что они боялись его или перспективы остаться без премиальных. В конце смены Оксана плакала, приговаривая:

– Господи, Ната, как я перетрусила! Как он ужасно дрожал, и эти голоса! Ой, блин, я ж теперь спать не смогу! «Хильфе» – вот что он кричал в конце. «Помогите» на немецком, я только сейчас поняла! И рассказать кому – никто не поверит!

Наташа, даром что не самого передового ума, соглашалась.

– И-и-и не надо! Никто не поверит! А знаешь, что самое?

– Что самое?

– Он когда принялся на все голоса стонать, ты не видела его глаз. А я видела. Они каждый раз были разные. Как в калейдоскопе. Синие, карие, черные, серые, зеленые – сотни глаз. Может, тысячи. И они все смотрели на меня!

Глава 3 Рыцарь

На постой располагались, падая с ног. Внеплановый переход от монастыря, где думали отдохнуть ночь, но не отдохнули, дался тяжко. Дождь, дорога, грязь, день в доспехах и скачка доконают кого угодно. Так и вышло.

Лошади, учуявшие конюшню и скорый отдых, принялись жалобно ржать. Пажи, кабы умели, тоже ржали бы жалобно. Ведь им предстояло выставить в денники, расседлать, а после – почистить целую кавалькаду. Да что там расседлать-почистить! Конь, особенно боевой, а значит, наинежнейшего здоровья, требователен. Расседловка и чистка – ха!

Проверить копыта и подковы, укрыть попонами, чтобы не простыли животины после мокрого путешествия. Далее следует напоить. И только через час можно задавать корм. Иначе никак невозможно, ибо грозит иначе вздутие живота, колики и вот, зверь ценой в сорок гульденов испустил дух, иронично поглядывая на хозяина: не уследил, мол, чего уж теперь!