Сцена длилась несколько секунд, может, с полминуты или минуту, и наконец Оксана отлипла от колонны, куда прижималась спиной, и схватила рацию. Клиент или нет, а он явно нуждался в помощи медиков.
И все прекратилось.
Рука в черном рукаве вдруг перелетела через стойку, сжав запястье брюнетки с такой силой, что рация вывалилась из враз помертвевших пальцев. Человек заговорил как обычно, словно бочка зарокотала:
– Недоразумение. Прошу простить. Я в порядке. Оформляйте. Вот паспорт и деньги, – из-под полей шляпы сверкнули пронзительные глаза.
Сверкнули они такими молниями, что оба менеджера принялись суетиться, пытаясь рутинными манипуляциями стереть то, что видели и слышали.
За час человек прошел таможенный и предполетный контроль, оказавшись в умелых руках сопровождающего агента – деловитого юноши, с которым он почти не общался и совсем не пугал. Через полтора – «Гольфстрим» с черным пассажиром оторвался от взлетки и, заложив круг почета, уложил крылья на маршрут до Шарлеруа. Позади остались перетрусившие девчонки и контролеры, чесавшие затылок над неожиданно сдохшим сканером.
Кабак «Волчий голод», где обедали спутники, был полупуст. Или полуполон – как поглядеть. Быть может, даже четверть-полон – никто специально не считал. В самом деле, зачем?
Журек был в меру густой, приятно обволакивая исстрадавшиеся желудки. Колдуны с рыбой и говядиной – на выбор, оказались такие нажористые, что хоть с тарелкой проглоти. С ними отличненько заскакивала подхалянская брынза, ломти которой исходили слезой на блюде посреди стола. Все это лакировалось ледяными квасами трех сортов, а в недалеком будущем друзей ждал чай на чабреце и пончики с розовым вареньем.
Одним словом, еда настолько сытная и качественная, что не до рассматривания случайных попутчиков в деле переработки провизии. Конечно, вместо кваса, а лучше – вместе с ним рисовался графинчик крамбамбули, старки или зубровки. Да сошла бы и простая бутыль водки в жестяном ведерке с колотым льдом. Но ситуация не располагала.
И все равно многоопытный и поднаторевший в гастрономическом туризме антиквар расстарался и ублажил товарищей выше всяких похвал.
Художник ел молча, Бецкий вкушал, не уставая благодарить Ровного, а Быхов был безудержен в расспросах касательно местной кухни. Особенно по части спиртного.
– Что такое эта их крамбамбуля, а, Кирилл?
– М-м-м, настойка такая. Бренди на можжевельнике и меду. Она, правда, не их, а скорее немецкая.
– А старка?
– Старка, считай, виски. Ну, для простоты. Ржаной дистиллят, разбавляют до состояния водки и старят в винных бочках с цветом липы, например.
– Ох, красота-а-а! А что, кроме липы?
– Слушай, Быхов, имей совесть, что ты прицепился к человеку про это бухло? Все равно пить нельзя, так дай хоть поесть спокойно, – пробурчал Бецкий, вылавливая из тарелки маринованный груздь.
– Так ото ж! Пить нельзя, а повыспросить нам никто не мешает, ведь так, Кирилл?
– Так.
– Вот видишь! Так что там насчет старки?
– Все что угодно. Насколько фантазии хватит. Грушевые листья, яблоневый цвет, только в путь.
– Ишь!
Беседа текла плавно. Порции иссякали. Наваливалось пресыщение, а вместе с ним – сытая одурь, шибающая в сон людей оголодавших, истомленных дорогой. Дело неумолимо шло к финальному чаю и краткому путешествию до коек «Покоя и комфорта» через дорогу. И все как-то самой собой сделалось хорошо, как бывает только в долгой дороге, когда выпадает случай от души покушать, пообщаться ни о чем, твердо зная, что впереди ждет чай и сон. В сущности, для счастья человеку надо очень немного. Пусть и недолгое то счастье, как и вообще все хорошее под светом звезды по имени Солнце.
В случае антиквара и его эскорта счастье не дожило даже до пончиков.
Просто оттого, что в зале кабака приключилось нестроение и нездоровая суета. До изрядно затуманенных без всякой водки мозгов не вдруг дошло, что в дальнем конце мужчина, или, скорее, парень, что закусывал в компании девушки и еще двух парней, грохнулся на пол.
Понятно, что те засуетились, каковая суета, как круги на воде, пробежала по всему кабаку.
– Надо бы первую помощь! – постановил майор и полез из-за стола.
– Угу, и как-то разминуться с местными ментами, когда приедут. А то у нас документы сам знаешь какие, – сказал Быхов и тоже встал.
– С ментами я договорюсь, – обнадежил Понтекорво, положив руки на трость.
Ровный сказать ничего не успел, так как юноша принялся биться на полу в страшном приступе судорог. И он принялся кричать. Кричать страшно, как если бы его резали ножами по живому.
– Ох, епт! – воскликнув так, Бецкий побежал спасать.
Побежал и антиквар, лихорадочно вспоминая, на что походит эпилептический припадок и что в таком случае положено делать. Только странная это была эпилепсия.