Петроний и его ребята заняли флигелек, который примыкал к воротам. По всему выходило, что здесь должна была жить прислуга, каковой не обнаружилось. О таком безлюдье в одном из самых богатых домов города стоило подумать. Но, если учесть, что даже бургомистр не пережил чумы, что могло уберечь от безвременной кончины персоны попроще? Филипп решил пока не забивать голову, а какие мысли посещали хитрого итальянца, то всем было невдомек, помимо его самого. Наверняка жирный кабатчик по своему обыкновению думал об одном, опасался чего-то еще, а подозревал все остальное и всех остальных.
Рыцарь шагал через маленький садик во дворе, рядом скрежетало и позвякивало, знаменуя присутствие де Ламье, аккомпанементом выступали злобные стоны связанного паренька, бившегося в руках кутилье. Кутилье, понятно, матерились.
– Хоть бы доспехи снять! – посетовал Филипп, силясь почесать подмышку через кольчужное полотно и дублет. – Вымок весь, в сапогах хлюпает и вообще!
– Ты ноешь, как Жерар. Слушать противно, тьфу, – Уго, поспевший сменить армэ на суконную шапочку, гневно потряс головой и не постеснялся плюнуть под ноги.
– Сутки в броне! Сутки! Любой разноется! Полчаса что-то решат?
– Может быть, все. Надо, надо первыми тряхнуть докторишку…
– Стой, стой, осади коней! Скажи толком! – де Лален поднял руку, все еще облаченную в стальную рукавицу. – Ты кому-то не доверяешь? Кому именно? И почему?
– Я никому не доверяю. Королевский поверенный с его рыцарским словом влез к нам, как намыленный, а…
– Что «а»?! Что «а»?! Сира Жана Синклера к нам пристегнул приказ Его Светлости! Он же не сам, да и бился вместе с нами честно.
– Не сам – куда как удобно. Приказ Его Светлости, а с сира Жана и взять нечего. Подумаешь, порубать топором парочку мародеров и добраться в теплой компании до самого пограничного города, откуда ни один гонец не возвращается, – удобнее не придумаешь! Мой толстозадый коллега того краше вместе с доктором-тихарилой. Объяснениям их цена – дерьмо. Возникли в нужное время, в нужном месте – как в сказке. Я, извини, в такие случаи не верю. И будь ты хоть вот настолько умнее, – де Ламье растворил латную клешню на четверть дюйма, – с порога бы мчался пообщаться с еще одним доктором, который по чудесному стечению тоже испанец! И это единственный человек, который был здесь раньше всех, и единственный, кто может пояснить, какого лысого черта здесь вообще происходит!
– Ты и Петронию не веришь? Это, Уго, с перебором даже для тебя! В конце концов, он твой друг, и именно он спас наши тощие задницы в том селе, если ты еще не забыл! – возмутился бургундец.
– Петронию я верю здесь меньше всех! – сказал, как отрубил, де Ламье. – Потому что он не друг ни мне, ни тебе, никому вообще! Он выглядит как жирный кабан, потому как он и есть жирный кабан. Но при этом он самая опасная тварь на сотню миль окрест! Если ты еще не понял, так я поясню дополнительно, уж поверь – я нашего итальянца знаю не один десяток лет, вот так знаю, вот досюда!
И немец чиркнул гранью рукавицы по кольчужному вороту.
– Хватит песен, пришли! Доставай, мессир, из-за пазухи хитрого придворного вельможу! Чую, сейчас пригодится твое умение складно чесать. Выводи его на разговор, а я, если что, с фланга поддержу, – немец остановился перед дверью в бургомистров дом и взялся за кольцо. – Эй, парни! Вы там на постой решили определиться? Тащи сюда ублюдка, да поживее!
Ночную глушь вновь расколол перестук железа, отворяйте, мол, дорогие хозяева, аж тени деревьев прянули в стороны. Ну или так казалось. Отпер им уже знакомый Пепе, который принялся хлопать глазами и неуклюже раскланиваться, а вслед ему снизошел испанец.
Жилище градоначальника было устроено богато и безвкусно, как будто он и все его предшественники стаскивали сюда все ценное, до чего достали руки. Зала на первом этаже хвасталась коврами по стенам, резными сундуками, не менее резными креслами; еще там были шкафы и шкафчики, канделябры настольные и подсвечники напольные, акваманилы на стойках, оружие в нишах, словом, как в сказке – истинная пещера разбойников, где те хранят добычу. Филиппу невольно подумалось, что татя с большой дороги от важного чиновника отличает не столь многое, как могло бы показаться на первый взгляд.
Подсвечники с канделябрами, едва глянув на дорогие эмали, следовало записать в лиможские. Ковры в собрании охватывали географию от Гранады до Гента, сабли, мечи и топоры в стенных нишах – от берегов Рейна, наверное, до самого Багдада – больно затейными изгибами блестели некоторые клинки. Блестели оттого, что на потолке «пещеры» висело сразу два паникадила и оба, невзирая на ночной час, расточительно жгли масло в четырех дюжинах ламп.
«Ждал гостей, спать не ложился», – решил молодой бургундец.
Хозяин в простецком коричневом платье посреди бургомистрова великолепия выглядел случайным бродягой, не пойми как очутившимся в приличном доме. Или не хозяин, а гость… Верную категорию доктора Хименеса рыцарю еще предстояло выяснить.
Испанец легко сбежал с лестницы, что вела на второй этаж, и поклонился.