Опасные земли

Когда пассажир наконец занял излюбленную позицию: взгляд перед собой, руки на коленях – старшая стюардесса увидела лицо младшей. А увидев, пожалела, что не сказалась начальству больной, хотя с самого утра такие мысли к ней заглядывали.

* * *

Человек в черном цепко держал взгляд Марианны пустыми, будто две старые шахты, глазами. И продолжал говорить. Ровно, без эмоций и интонаций. А глаза, как и показалось сперва девушке, вышли на поверку не такими уж и пустыми. Совсем нет. Там, глубоко на дне древних, давно выработанных и заброшенных штолен, было кое-что. И этого «кое-что» было много. Оно роилось. Металось. Как мириады виртуальных частиц в вакууме гравитационной аномалии. Частиц, возникающих и аннигилирующих так быстро, будто и не существовали вовсе. Но они существовали. Им было тесно на дне. Они рвались наружу.

Человек в черном говорил. Пока он говорил, те, кто живет на дне, выйти не могли. Те, кто не живет. Или живет так быстро, что будто и не жил вовсе.

– Ты боишься, что тебя накажут, если не подать трапезу вовремя. Не бойся, мне не нужна трапеза. Я не ем вашей еды. Она без вкуса. А ты постоянно боишься. Вы все постоянно боитесь. Работа, жилье, болезни, разбойники, деньги, не успеть, не смочь, начальники и правители. Вы боитесь, что у вас попросят помощи и придется помогать. Вы боитесь, что вам не помогут, когда вы попросите помощи. Все это называется одиночество. Вы всегда одиноки. Из-за этого вы пропитаны страхом. Вся ваша жизнь – это страх. Вы боитесь друг друга. Вдруг надо будет помогать? А если поможешь ты, то помогут ли тебе? Ответа нет, а потому – есть страх. Ты просыпаешься и боишься. Идешь трудиться и трудишься от страха. Зачем? Чтобы завтра проснуться и снова испытать страх. Я успела, я сделала, что велено, но заплатят ли мне? Заплатят ли мне достаточно? Достаточно для чего? Для того, чтобы прожить еще день и постоянно бояться. Ты опять засыпаешь в страхе и просыпаешься в страхе. И так до бесконечности. И такие вы все. Только ваша бесконечность очень недолгая. Ваше существование не несет ничего, кроме страха ради страха длиной в миг. Страх заменил вам мысли, страх заменил вам душу. А потом ты исчезнешь. Это единственное благо – конец ужасного существования. Ведь потом нет ничего, и только тогда ты перестанешь бояться. Как и вы все. Но исчезнуть вы тоже боитесь, хотя что может быть кошмарнее вашего непрекращающегося кошмара? Теперь ты боишься, что тебя накажут, если я не съем трапезу. Негоже, когда гость остается голодным. Еще ты боишься меня. Только бояться надо не меня и не того, что ты исчезнешь. Я скажу тебе, что ужаснее самого страха. Открыть глаза после того, как ты исчез. Когда милосердная тьма оборачивается вечностью. Ты не знаешь, чего нужно бояться по-настоящему. Вечности. Я очень голоден. Только я не ем вашей еды. Я ем ваш страх. Но внутри вас нет больше ничего. Поэтому я пожираю ваши души без остатка, чтобы потом гадить непереваренными остатками бессмысленных желаний в вечную бездну. Теперь ступай и скажи своей госпоже, что обед сегодня не нужен. Поди прочь.

* * *

– Так какие блюда он заказал?

– Никаких.

– Да прекрати трястись! Что вообще с тобой? Он что сказал, объясни толком!

– Он сказал, что не ест нашей еды.

– Не поняла! Он отказался от обеда? Ну и хорошо, нам меньше возни. Да прекрати трястись, твою мать! Марианна, смотри на меня! На меня смотри, я сказала! Ему еще что-то нужно? Вода, разобраться с интерфейсом экрана? Кино, музыку? Наглазники и подрыхнуть? Что он хочет? Ну, говори уже!

– Он хочет сожрать мою душу.

– Чего?!

– И твою тоже.

– Что ты несешь, дура?!

– У него огоньки в глазах. Только их не рассмотреть. Они быстро гаснут.

– Так, огоньки! Ну-ка сядь! Сейчас ты выпьешь воды и успокоительного, сидеть, я говорю, только этого не хватало!

– Он говорит, что бояться нужно не его.

– Марианна!

– А кого тогда нужно бояться?

Больше ничего путного от младшей стюардессы добиться не удалось. Лицо, белее крахмальной простыни, зрачок, кажется, поглотивший всю радужку. Юля как-то встречалась с молодым человеком, который любил покурить хорошей конопли – настолько расширенных зрачков у него не бывало даже после особенно забористых вечеринок. Губы трясутся, руки-ноги ходят ходуном, того и гляди рухнет. Когда она увидела коллегу в таком состоянии, пришлось взять себя в руки, забыв про явно ненормальное поведение пассажира, про собственную клаустрофобию, внезапные волны злости на весь мир.

По крайней мере, на время.

Сейчас требовалось быстро разобраться с трясущимся существом, в которое за три минуты превратилась вальяжная и своевольная Марианна. Зафиксировать – раз. Стройное тело поместилось на откидном стуле, ремень безопасности вокруг талии. Спрятать от клиента – два. С шелестом запахнулась шторка кухни. Согласно инструкции доложить пилоту – три.

Во исполнение третьего пункта Юля вырвала из настенного держателя трубку-интерком, думая, не связать ли сбрендившей подчиненной руки полотенцем.

«Ну, это, пожалуй, лишнее. Ее ж колотит, как черт знает что! Она и пояс не расстегнет самостоятельно!»

* * *