Опасные земли

– Мне Филиппов батюшка платит неплохие деньги, Отто на стороне герцога, так что я за герцога. Какая тут, к дьяволу, справедливость?

– Ну… – Жерар замялся от такой приземленности, – тебе не кажется, что король слишком много себе позволяет и ему нужен хороший укорот?

– Г-хм… Хороший укорот знаешь у кого? У жидов, когда им делают обрезание. Обрезали удачно, значит, хороший, а отхватили чего лишнего – плохой, – попробовал отшутиться де Ламье.

Тут до них добрался Филипп, которому тоже было не без интереса, за что это мы воюем. То есть для себя он все давно и сразу определил, но инструмент познания требовал шлифовки.

– Что за упаднические речи на посту? – молодой рыцарь картинно уложил руку поверх эфеса меча.

– Мне твой друг всю плешь прогрыз, угомони его, – наябедничал Уго, невежливо ткнув пальцем в затянутый бархатом живот Жерара.

– Право, старый товарищ, мне тоже любопытно: прав король или нет, как по-твоему? – спросил Филипп.

– Выдрать бы вас, малолеток… – мечтательно сказала темнота под саладом, – да поздно. Драть вас надо было, пока поперек скамейки помещались, а нынче и вдоль не уложишь.

– Эй, ну вы не заткнетесь?! – раздался сиплый спросонья голос от орудийного лафета, где пытались дрыхнуть пушкари, не разглядевшие в темноте богатый плюмаж на шлеме де Лалена.

– Поговори мне! – рявкнул Уго. – Это тебе не шлюхина мандавошка, а сеньор шамбеллан, начальник первой стражи!

Из-за лафета ответили в том духе, что прощения просим, не признали, а де Ламье, притушив голос на три тона, повернулся к молодым людям.

– Если хотите знать мое разумение, то король всегда прав, или это не король, а дерьмо.

– Вот ты как! – удивился шепотом Жерар. – А отчего тогда наш божий помазанник попирает старое право? Вон на него сколько недовольных поднялось! Такое терпеть нельзя – честь не позволяет, да и грех сносить подобного сумасброда!

– Помазанник… хе-хе-хе… Грех! – Уго засмеялся. – Бог и тебя помажет, если ты ради государства сам простишь себе все грехи, какие только бывают. И будешь действовать из этого: все, что хорошо для государства, – хорошо. Но уж если начал – не сворачивай…

– Мы ведь побьем Валуа! – уверенно перебил Филипп. – И наш герцог станет королем, а Бургундия – королевством. Это разве не благо? И не прав ли тогда наследник? Исходя из твоих мыслей, выходит, что прав! Он же действует во благо государства! Только нашего, а не Франции.

Уго извлек из-под плаща внушительный кулак в перчатке.

– Это Франция, – оттопырил большой палец. – А это – Бургундия. Что лучше, целый кулак или один палец? Если ковырять в заднице – безусловно, лучше палец, а для всего остального – кулак. Так понятно?

– Но если Карл станет королем, он тоже сможет собрать земли вместе! – заверил Жерар.

– Гончая собака, даже сытая, сможет не захотеть задрать кролика? Не сможет, потому что собака – хищник. И граф ваш наследный – хищник. Одному пообещал ту землю, другому – вторую, третьему – жезл коннетабля. И что? Вот наваляем мы ребятам Луи, что будет? Я скажу что. Все получат в зубы по своему куску и разбегутся довольные, как обожравшиеся свиньи. И с чем останется Бургундия? С носом! А Валуа земли гребет под себя, и в этом его сила. Поведение, конечно, скотское, ну так на то он и король, и король хороший, правильный. Потому что потом он передавит по одиночке всех нынешних лизоблюдов, что на него тявкают. Вот не могу я вас понять! Все говорите по-французски, все добрые католики, живете на одной земле… И все чего-то делите, делите, делите, а зачем? Все равно больше, чем можешь сожрать, внутри не уместится, так зачем тогда? Англичане вас полтораста лет учили, я еще пацаненок был, когда Генрих-англичанин короновался в Реймсе! Так нет, выкинули островитян – и опять за свое!

– Ну уж! – оскорбился Филипп. – Можно подумать, что Германская империя лучше!

– Хуже! – сказал Уго. – Гораздо хуже, потому что император наш – дерьмо, цена его делам не дороже кошачьего дерьма, и никакой надежды. Бедная Германия… не нашлось у нее своего Людовика… Вот увидите, переживем завтрашний день – и пяти лет не пройдет, как король своротит шеи всем этим мелким выскочкам.

– И сломает зубы о Бургундию, – парировал Жерар.

– Да-а-а… с герцогом ему придется несладко, – согласился де Ламье.

– Давайте постараемся пережить завтрашний день, ты прав, Уго, – сказал внезапно задумчивый Филипп.

– Я – Гуго, – поправил де Ламье.

Пережить шестнадцатый день июля им только предстояло, и еще много кому.

Когда солнце раскрасило восток, в сонный лагерь ворвались перестук копыт и грохот у южных ворот, сопровождаемый криками:

– Отворите, именем Карла Бургундского! На дороге в лесу королевская армия! Играйте тревогу! Французы!

Это был дальний разъезд, вовремя заприметивший врага.

Сладкий воздух вспороли трубы и горны, рассыпалась барабанная дробь. В шатрах и палатках слышалась возня, аж ткань стенок ходила волнами. Тысячи людей вскакивали, распинывали товарищей, надевали доспехи, хватали оружие. У коновязей ржали лошади, звериной своею мудростью чуя скорую кровь.