Опасные земли

– А ну, тихо! Кирилл, это ты?

– Я.

– Можете выходить, только не испачкайтесь, здесь все в мозгах.

Прозвенел отбрасываемый крючок, открылась наружу дверь, и из санузла вышел антиквар, которого также немедленно вывернуло, отчего в луже мозгов и крови заплескалась доза густой желчи.

* * *

На скамеечке перед парадным Ровный истребовал выпить, «если есть». Выпить нашлось. Бецкий притащил из «Лексуса» фляжку виски, коего антиквар и испробовал долгим, неостановимым глотком. Лишь потом он смог говорить и заговорил, а Быхов вдруг понял, что Кирилловы волосы не менее чем на четверть разбавлены сединой.

И неудивительно, потому как история получилась скверная.

Когда наркоман Дима прыгнул на антиквара…

– Блин, я едва прямо там не сканал, как заморозило, стою и чувствую: слюна изо рта каплет… Он в меня вцепился, а я упал, сам думаю: хорошо мимо лужи, а то как мне потом по городу… салон, чехлы изгваздаю, вот глупость, да?! И тут он на меня наваливается и к горлу… И меня как разморозило! Двинул в рожу, колени поджал – спихнул с себя, едва успел в коридор… в ванную заскочить и закрыться. А он там стоит и долбит в дверь… то затихнет, то опять. То затихнет, то опять. То затихнет, то опять. И дверь трещит. И никакого оружия. Думал, вечность прошла, а тут вы. Хорошо, что я догадался позвонить!

Хорошо – это слабо сказано.

– Короче говоря, ну его на хрен, эти бумажки. Забирайте. Мне вам нужно многое рассказать…

– Нам, я думаю, придется обратиться к вам как к эксперту, гражданин антиквар, – сообщил Быхов. – Лучше вас все равно эти записки никто не знает. Вы же их прочли?

– Кроме второй половины.

– Уточню: второй половины у господина Богуслава вы не нашли бы. Вторую половину и еще один небольшой довесок генерал Богуслав, его дед, передал в наш архив давным-давно, сразу после войны. Бог знает почему он зажилил свою половину, теперь не спросишь, м-да. У вас есть шанс прочесть записки полностью и кое в чем разобраться. Думаю, вам это нужно, а то так и с ума сойти недолго, – добавил Бецкий.

– Сейчас дождемся спецкоманды из Управления и поедем на разговор, нам есть о чем побеседовать, – сказал Быхов.

И не знал Святослав Александрович, что из проулка напротив их теплую компанию разглядывают чужие и очень внимательные глаза.

Глава 11 Первая интермедия

Алариху Швальму повезло покинуть лагерь Дахау 28 апреля 1945 года. Военный врач, приписанный к отделу, до 27-го числа занимался зачисткой: сжигал архивы, сжигал биологические материалы, включая сверхценные объекты N, сжигал тела умерших подопытных, пассифицировал еще живых. Это было непросто: выстрел в мозжечок, несколько выстрелов в позвоночник, а потом – крематорий.

Старые, маломощные печи не справлялись – американцам должен был достаться целый склад мертвых тел. Не успели сжечь более двадцати штук. И не успели бы.

Седьмая армия проклятых янки уж очень бодро рвалась на восток, а с какого-то момента вообще перестала встречать действительное сопротивление. После того как русские взяли Зееловские высоты, пустив на сосиски почти всю 9-ю армию, до Берлина осталось меньше ста километров. Насколько знал герр Швальм, из котла удалось вырваться остаткам 11-го корпуса СС и 56-го танкового корпуса Вейдлинга. Но это, один хрен, никому уже не могло помочь и ничего не могло исправить – все пиво утекло.

Войска, прикрывавшие Рейх с запада, принялись разбегаться, а кто не бежал, те норовили подставить зад янки или англичанам. Попасть в лапы красным никому не хотелось, ибо многие, слишком многие побывали на Восточном фронте, отлично помня, что именно они там вытворяли. Ожидать «благодарности» озверевших коммунистов (а чего только о них не рассказывали!) никто не собирался.

Поэтому лагерь Дахау был обречен.

Чертов комендант, гауптштурмфюрер СС Мартин Вайс приказал зачистить секретные лаборатории и был таков. Теперь на месте отдувались сотрудники отдела R с немногими приданными им бойцами охраны. Не только отдавать результаты работы союзникам, но даже показывать их следы было нельзя категорически.

Но почти два года работы… их Аларих Швальм переработать в бесполезную золу не мог. У него имелись собственные мысли на этот счет. Во-первых, проконтролировать исполнение было некому. Часть личного состава достреливала заключенных, которые могли рассказать лишнего или просто так – на всякий случай. Часть – беспробудно заливалась шнапсом. Во-вторых, скрыть следы собственного участия в опытах – это одно. Сжечь же исходную папку из сейфа бывшего, теперь бесповоротно покойного начальника Зигмунда Рашера – совсем иное.

– Допрыгался, свинский сукин сын! – шипел Аларих сквозь зубы, приставляя люгер к затылку очередного, бешено дергающегося в фиксаторах тела.

И не понять, кого точно он имел в виду: себя, который подписался на такое дело, или старину Зигмунда. Старина Зигмунд, кстати, закончил свои дни здесь же, где до того руководил целой серией не вполне приглядных опытов на живых людях. Живых и мертвых.

Выстрел.