Опасные земли

Кровь брызжет на стол, часть попадает на защитный костюм и маску герра Швальма. Еще выстрел – в шею, еще – между лопаток.

– Поворачивайся! – орет он подручным.

Доктора окатывают водой из шланга, а на белый кафельный пол, который вымазан теперь мозгами, кровью и кусками кости, обрушивается водопад кислотного раствора.

Кровь.

Кровь не должна попасть на тело, в дыхательные пути, не дай бог – на поврежденные участки кожи, если таковые имеются. Хотя из опытов не вышло ничего из запланированного любопытным сукиным сыном Рашером, зараза очень опасна. И совершенно секретна – биоматериал не должен попасть в руки американцев. Хорошенький может выйти бардак, если зараженные вырвутся из клеток. Да что там зараженные – может хватить капли крови, в которую вляпается рядовой раздолбай, если ему захочется полюбопытствовать, чем тут занимались ученые.

– Забирай тело! Подвози следующего! Да не забудь проверить ремни!

Снова кровь.

Аларих ругается последними словами, почему до сих пор не доставили пневматический пистолет для забоя скота. Парабеллумовский патрон слишком мощный – прошибает тело навылет, от чего все в дерьме, сиречь опасном биологическом материале.

М-да, материалы. Старый документ, точнее, серия документов, с которых все началось. Их он не собирался уничтожать. Их он собирался забрать, перед тем как навсегда уйти из Дахау. Спастись бегством. Эвакуироваться. Дать стрекача.

* * *

История эта началась для роттенфюрера Алариха Швальма в декабре 1942 года.

Но это не вся правда.

В более счастливое, мирное время герр Швальм был самым молодым доктором биологии Третьего рейха и как раз начал успешно продвигаться в смежной медицинской тематике, когда над Европой прогремели первые залпы великой войны.

Аларих Швальм к 1939 году носил гордое звание доктора медицины, занимаясь, впрочем, преимущественно академическими исследованиями в области реаниматологии. Благородное начинание.

Благородным был и род Швальмов – с корнями, которые терялись в рыцарской путанице четырнадцатого столетия. Именно это свойство не позволило доктору оставаться в стороне, взирая на мировой пожар из-за бумажной грани имперской брони для специалистов. Доктор Швальм, чего греха таить, был в восторге от идей нацизма, превративших его, нищего студента, в элиту народа, почувствовавшего себя единым после кошмарной Веймарской агонии. И тут такой случай заплатить по счетам! Словом, он добровольно завербовался в войска СС, попав как раз к формированию 8-й кавалерийской дивизии «Флориан Гайер».

Дивизию перебросили на Восточный фронт, где она благополучно домаршировала до Ржева.

Вскоре окрестности этого провинциального городка обратились в ад, который к декабрю стал еще и очень холодным адом, словно ледяная преисподняя Эдды перенеслась на землю.

А все потому что русские раскручивали маховик наступательной операции «Марс», накатываясь волнами на бронированный волнолом 9-й армии оберст-генерала Моделя. Накатывались, разлетались кровавыми брызгами и накатывались вновь, норовя отсечь Ржевский выступ.

На одном из фасов этого выступа встала дивизия с именем вождя далекой Крестьянской войны. И русские умыли ее кровью. Своей напополам с чистейшей арийской.

Именно это обстоятельство непосредственно касалось военврача Швальма в силу его специальности. И довелось ему хлебнуть той крови досыта.

«Это ничего, – думал он. – Я людей спасаю, да и практика в поле – это ценнейший опыт!»

Итак, холодный и одновременно очень жаркий декабрь 1942 года.

– Йост! Зажим!

– Так точно, герр роттенфюрер!

– Не «так точно», а зажим, быстрее!

Медицинская палатка ходила ходуном от канонады, которую, казалось, можно потрогать руками – только дотянись, настолько жирным и плотным был грохот. Шутце Йост Оберсдорф – бравый гренадер, едва окончивший фельдшерские курсы, был прислан на усиление медчасти после чудовищных потерь января 1942 года. Гренадер был, конечно, бравый, но место ему – в окопе за рукоятью MG-34, а никак не возле операционного стола. Устав из Шутце так и пер, что ужасно раздражало.

«Дорогой папа Вилли Битрих, где ты набрал такое убоище?!» – со всей ситуативной несправедливостью думал доктор, адресуя негодование бригадефюреру, который, в общем, комплектацией медчасти заниматься не должен.

Залитый кровью операционный стол и солдат с развороченным бедром. Судя по дыре – осколок, минометный, не иначе. Рана выглядела жутко, но была неопасна – справились, невзирая на тупость гренадера Оберсдорфа. Но сколько еще ожидает очереди! И скольким еще суждено в эту очередь попасть! Русские безостановочно долбили эшелонированную оборону, как шахтеры в забое.

Санитары вынесли раненого на носилках, Швальм привычно поднял руки ладонями к себе и оглянулся назад, где коллега Дитрих только что справился с очередной операцией.

– Дитрих! – позвал Швальм.

– Уже тридцать шесть лет, а все Дитрих, – отозвался коллега.

– Я смертельно устал. Тринадцатый за сегодня!

– У меня десятый, но подтверждаю – ноги уже не держат.