Опасные земли

Художник шагнул вперед и в сторону, а клинок в его руке превратился в стальную радугу. Свист на миг сменило чавканье разрубленного мяса, когда сияющий полукруг пересек ахиллово сухожилие на левой ноге трупа. Его внезапный бег прервался, и тело рухнуло в бок.

Старик наступил на лопатку и дважды взмахнул клинком, вонзая его в хребет – в грудной отдел, а потом в поясницу. Труп задергался, заскреб руками по полу, а ноги начали конвульсивно сотрясаться. Клинок взлетел острием к потолку, а потом резко вниз, стряхивая капли крови. Понтекорво, подойдя к столу, посмотрел в глаза голове, все так же бешено клацавшей зубами.

Он нараспев произнес:

– Requiem aeternam dona ei, Domine. Et lux perpetua luceat ei. Requiesca in pace. Amen[4], - и слова заметались в пустой комнате.

Клинок вновь ожил, глубоко вонзившись между носом и глазом. Челюсти не успели щелкнуть еще раз, навсегда замерев в кошмарном немом крике. Зрачки потухли и остановились.

Понтекорво обратил взор к Дарье, так и замершей у входа.

– Проводите меня к холодильникам. Как я понял, и там непорядок.

Дарья немо повиновалась, увлекая художника за собой в комнату с рядами холодильников, где и правда не утихал постоянный стук. Он подошел к единственной дергавшейся дверце ячейки, выдвинул ее наружу и, распевая все те же слова, опять заработал клинком. Внутри ячейки три или четыре раза чавкнула разрубаемая плоть, и стук прекратился.

В мертвецкой комнате воцарилась положенная столь скорбному месту тишина.

Художник оглядел помещение, высмотрев у раковины развешанные полотенца, принялся со всей тщательностью вытирать клинок, который и поместил потом в ножны. Смертельное оружие опять стало скучной тростью с резиновым стаканом на конце и опорным крюком над рукоятью.

Еще один взгляд. Художник развернулся и вышел навстречу перепуганным глазам ординатора.

– Пойдемте, сударыня, к вашему рабочему месту, – она повиновалась снова и все так же немо.

Оказавшись в кабинете, где продолжал истерично материться лаборант, так и не вылезший из-за стола, старик завладел шляпой, которую и водрузил на голову, снова став скучным и обыденным, как и его шпага полминуты назад. Он уже почти покинул комнату, когда в дверях его настиг громкий женский шепот.

– Что может быть хуже?

Художник обернулся, вопросительно подняв брови.

– Вы сказали: «Очень плохо», – рыжая Даша указала глазами на разверстую дверь прозекторской. – Что может быть хуже?

Гость помолчал, будто размышляя, стоит ли отвечать. Впрочем, так и было – он размышлял.

– Тень в городе. Вот что хуже, – наконец ответил он.

– Чья тень?

– Тень Хозяина, – сказал старик и навсегда покинул сперва морг, а потом и территорию Бюро судебно-криминалистической экспертизы.

Девушка же почему-то поняла, что «хозяин» и «тень» следует писать с заглавной буквы. Впрочем, ей бы в голову не пришло написать эти слова.

Глава 3 Рыцарь

Дверь, ведущая внутрь мельничной башни, оказалась заложена бревнышком, которое подпирало ручку снизу, противоположным торцом врастая в землю. Глупую деревяшку выбили и выбросили, завоевав таким образом проход к доступному в походе удобству.

Места в мельнице оказалось не так чтобы много. Скорее совсем мало, если учесть тридцать пять здоровых мужчин, которые пытались как-то умять себя внутри. С одной стороны, это самое неблагозвучное и не сулившее комфорта «умять» было суровой необходимостью – гроза подступала, раскатывая залпы небесной артиллерии все ближе. С другой, форменное безобразие – негоже людям военным так нарушать правила размещения на постое из-за какого-то там дождика. Уго, влачивший крест отрядного погонялы и штатного ворчуна, обозрел интерьер, отчего в восторг не пришел.

– Слушай меня! – рявкнул он, протолкавшись в приблизительный центр собрания, которое пока тянуло лишь на сборище. – Слушай, я сказал!!!

Немец поднял руку, а голос его разом накрыл нараставший вполне цивильный, а вовсе не военный гам. Народ заоборачивался и примолк.

– Успеете еще начирикаться, что за дурные бабы! Значит, так! Сейчас пятеро пажей возьмут ноги в руки и побегут к коням! И чтобы глаз не спускать! Уяснили?

Пажи не уяснили, а один, совсем молодой безусый мальчишка в синей ливрее, даже попытался выспросить, какие именно пажи – рыцарские или от дизаня лейб-лучников. Ответом выступили исполинская затрещина, совет не умничать и приказ:

– Вот этот говорливый назначается старшим дежурной смены по конюшне! Ты понял?

На этот раз паж понял – умеренное рукоприкладство искони помогало экономить слова. Он принялся споро отбирать четверку товарищей по несчастью, впрочем, не повысив голоса ни разу, дабы не попасть в поле зрения немца – это было чревато новой затрещиной и новыми работами. Немец между тем продолжал вещать:

– Нужен дозор. Как хотите, а сидеть всем в этой клетке нельзя. Считайте, что мы на войне! Анри! Два лучника и двое слуг сейчас берут оружие и бегом под деревья напротив двери. Пусть спрячутся – там под листвой не должно сильно капать. Изволь распорядиться.