Опасный водоворот

— Потому что ты не имеешь права судить! Надо соблюдать законы. Если он виноват, заяви в суд, и там разберутся, — убеждал Ласло. — И без того столько всяких безобразий натворили… Прямо со стыда сгоришь…

— Отпустите! — решительно приказал майор.

— Брось ты его к черту, Коцкаш. В другой раз поймаешь… Не поднимай скандала! — сказал человек в очках и с силой оттащил разошедшегося верзилу…

— Погодите, — не унимался Коцкаш, — дайте хоть адрес запишу!..

— Да черт с ним…

И все гурьбой пошли к выходу.

— Мы еще встретимся с тобой, шкура! — крикнул из дверей Коцкаш и потряс кулаком.

Старика с трудом удалось привести в чувство. Солдаты думали, что он вот-вот испустит дух. Когда Пекари пришел в себя, Ласло отвел его в сторонку.

— Что вам здесь надо, дядюшка Пекари?

— Я пришел… о новой пенсии похлопотать… — пролепетал тот.

— Дернула же вас нелегкая, — сердито ворчал Ласло. — Нашли время расхаживать…

— Я не хотел, — лепетал старик, усаживаясь на стул, — упирался, да жена настаивала, покою не давала…

— Вы всё сразу хотите, — поучал старика Ласло. — Думаете, руководителям сейчас больше делать нечего, как разбираться с вашими пенсиями?

У Ласло было скверное настроение. На совещании выяснилось, что дела обстоят из рук вон плохо. Во многих районах не признают правительства Имре Надя, и еще не известно, что предпримет Советский Союз…

Старик испуганно поглядывал на часы.

— О, господи, как же я теперь попаду домой?

Юноша успокоил его.

— Я провожу вас, не бойтесь. — Ласло глубоко задумался. — Дядюшка Пекари, окажите мне любезность?

— С удовольствием, буду очень рад!

— Я напишу сейчас письмо… Отдайте его, пожалуйста, Брукнерам. Если не застанете дома мою невесту, передайте ее матери.

В знак согласия старик закивал головой.

Ласло попросил у майора разрешения зайти в его комнату, чтобы написать письмо.

Пока юноша писал, майор и солдаты обступили старика.

— Скажите, что это был за тип? — спросил Янош Надь.

— Теперь я вспомнил, — ответил старик. — Сначала я никак не мог догадаться, но когда он посмотрел на меня своими колючими глазами убийцы, я узнал его…

— Вы действительно его осудили? — поинтересовался майор.

— Да, но этого человека и вы бы осудили… Это закоренелый убийца!

— Что он сделал? — задал кто-то вопрос.

— Если мне память не изменяет, — продолжал Пекари, — его зовут Балла…

— А не Коцкаш? — удивился майор.

— Это только кличка, осталась за ним из иностранного легиона… В нем он служил десять лет, был в Африке и Индо-Китае… В Индо-Китае даже командовал каким-то отрядом. Имел большую власть… Там им самим и по его приказу было казнено много людей. В начале сороковых годов он вернулся на родину. Стал представителем какого-то автомобильного общества… Затем его призвали в армию, он служил в штабе оккупационных войск на русском фронте — руководил особой группой. Они охотились за партизанами, поджигали деревни… Достоверными документами было доказано, что на Украине по своему собственному произволу, не имея никакого приказа, он расстрелял более тридцати коммунистов, партизан и мобилизованных в рабочие батальоны…

— Его надо было расстрелять! — сказал возмущенный Янош Надь.

— А почему ему не вынесли смертного приговора? — спросил майор.

— Его приговорили к смерти, но высшая судебная инстанция смягчила наказание…

Ласло закончил письмо.

— Дядюшка Пекари, — прервал он старика, — я готов… Можем отправляться, если вы ничего не имеете против.

— Да-да… До свидания, господин майор! — попрощался старик и засеменил рядом с Ласло.

Наступила суббота 3 ноября. Светало. Восходящее солнце то скрывалось, то снова выглядывало из-за перламутровых облаков. Его косые лучи пригревали побуревшие листья деревьев, осушая блестевшие на них слезинки туманной ночи, а затем исчезали под мягким одеялом пышных серых дождевых туч, и тогда на земле снова становилось мрачно, холодно и темно.

В долинах тяжело ворочались массивные клубы тумана, они казались великанами, тащившими на своих спинах вершины гор.