Опер с особым чутьем

Стало веселее. Женщины вошли в дом, сначала робели, потом оживились, защебетали, подмели полы, навели порядок. Ксения сочувственно поглядывала на Павла, что-то спрашивала. Потом отстала, сообразив, что он не склонен болтать, зажгла примус, приготовила чай. В шкафу лежали сушки. Поколебавшись, решили их съесть. Лида разговорилась, показала фотографию сына в коротких штанишках (фотографию мужа почему-то не показывала, а спрашивать не хотелось). Ксения, смущенно улыбаясь, сообщила, что живет с мамой, – обе вернулись год назад из эвакуации. Был жених, но письма от него перестали приходить зимой 42-го, позднее пришло извещение, что он пропал без вести. До сих пор на что-то надеется, ждет… О себе Павел рассказывал скупо, показал временное удостоверение сотрудника милиции. У Лиды зажглись глаза, Ксения стала вылитой Джокондой. Они трещали без умолку и, казалось, уже забыли, по какой причине сюда пришли. Про Катину работу тоже говорили – про вредного начальника Рыбина и его заместительницу Севастьянову, которая порой третировала Катю, загружала дополнительной работой – и та сидела допоздна, закопавшись в эти бумаги. О том, что она была замкнутой, ничего о себе не рассказывала. Посторонние к ней на работу не приходили – это точно. С коллегами Катя ладила плохо, относились к ней с прохладцей. Однажды она призналась Лиде, что ждет с фронта молодого человека, в которого влюблена по уши, – и Лида, конечно, разнесла это по всему коллективу.

– Обычная ситуация, Павел, – выдохнула Ксения, когда Лида убежала на кухню. – Вы видели этот коллектив? А я была у них пару раз по делам, знаю. Одни бабы, уродины, прости боже… У кого-то ребенок без отца, у других больные родственники, живут непонятно где – в бараках, по общежитиям… Конечно, ей завидовали, оттого и отношение: красивая, молодая, живет в своем доме, никаких обременительных факторов, да еще и молодого человека ждет… А Лида просто добрая, она одна хорошо относилась к Екатерине… Вот смотрю на вас, Павел, и понимаю – а ведь Катя не обманывала. Такой достойный молодой человек…

Становилась неловко. Ксения вела себя прилично, но иногда бросала в его сторону загадочные взгляды или вдруг оказывалась совсем рядом. Вернулась Лида, опять говорили о Кате. В последние три недели с ней стало что-то происходить. Ходила мрачнее тучи, иногда погружалась в какую-то прострацию. При этом не шевелилась, смотрела в одну точку и становилась просто черной. Домой уходила неохотно, теперь уже намеренно засиживалась допоздна. Она и раньше-то была не очень разговорчивой, а теперь и вовсе замкнулась, слова не вытянешь. Однажды Катя плакала в коридоре, а потом давала путаные «показания», дескать, все нормально, иногда накатывает, родителей вспоминаю…

Молодые женщины ушли в десятом часу вечера, уверяя, что их не нужно провожать, они живут в соседних домах и вообще девочки боевые, не дадут себя в обиду. Ксения при этом чуть не протерла в нем дырку своими глазами. «А при чем тут Ксения? – задумался Павел, закрыв дверь. – Лида, понятно, коллега и вообще женщина сострадательная. Подговорила подругу составить компанию, чтобы не было так страшно?»

Это не имело значения. На Кленовую Горин не пошел, пристроился на кушетке в горнице, как-то дотянул до утра. Он словно намеренно усиливал свою боль. Зачем? Чтобы дольше не зарастала рана? Кошмары наступали по всем фронтам, но утро все же настало. Весь день он глушил в себе злость. Выстоял, ни разу не сорвался. Спиртным не увлекался, выпил для приличия стакан.

С утра зарядил колючий дождь. Он моросил не переставая, вызывал лютое раздражение. В целом все было пристойно. Серое небо, окраина кладбища, печальные старые березки. Милицейская машина доставила гроб с телом. Собралось человек восемь. Гробокопатели закончили работу, курили в сторонке, приглушенно травили смешные истории. Гроб открыли на несколько минут – и быстро закрыли. Оживились землекопы, опустили домовину в могилу. Землю бросали с унылыми минами. «Провожать в дождь – хорошая примета», – мерзко пошутил лысоватый дядька, видимо начальник Кати, перехватил взгляд Горина, побледнел. Потом он пытался что-то сказать, но выдавил лишь несколько дежурных слов, опустил голову. Мелькали лопаты. Люди ежились, поглядывали на часы и ожили, когда по кругу пустили бутылку водки и кулек с конфетами…

Поминки проходили на Тургенева, в доме Кати и ее родителей. Лида и Ксения суетились по хозяйству, выставляли на стол водку, чугунки с картошкой и капустой, тушеную курицу. Бросилось в глаза: на поминки пришло больше людей, чем на кладбище. И почему, интересно? Люди охотно ели, употребляли алкоголь. Денег Павел не жалел, выдал девчонкам по полной, и они сбегали на рынок, вернулись с полными сумками. Смотреть на это не было сил. Немного выпил, поковырялся вилкой в тарелке и ушел в другую комнату. Народ взбодрился, кто-то вспомнил, что Катя была прекрасной девушкой, самоотверженно выполняла свою работу. И вообще, бывший фронтовик, получила ранение.