Операция «Крепкий поцелуй»

– Была у нас с Любовью Сидякиной любовь, была… Не расписаны были, да жили хорошо, людям особенно не показывались, но ничего ж не скроешь. А потом сорокалетие революции грянуло, мы тут как раз план к празднику перевыполнили, ну руководство и закатило банкет. Выпил я много… раздухарился чего-то, а одна там из бухгалтерии, настырная такая, целоваться ко мне полезла, сам не заметил, дурак пьяный, как в красном уголке мы с ней на диванчике очутились… А вот люди заметили да Любушке моей все доложили. В общем, погнала меня моя Люба поганой метлой. Я по ночам все под окна к ней ходил, постукивал в окошко, надеялся – простит. Не простила. А потом к ней племянница приехала, астмой больная. Так она все с ней да с ней – до меня дела вообще нет. Я и отстал на время. А когда племянница уехала, я вновь возмечтал отношения наладить. На майские пришел ночью, букет нарвал, в окно хотел постучать… да заглянул прежде и вижу: Любочка там ребеночка пеленает! В общем, родила она от меня…

– Как родила? – ахнул Зорин.

– Как-как? Как бабы рожают? – резко, даже разозлившись, среагировал Капитонов. – Оказывается, забеременела Любушка от меня незадолго перед моим кобельским поступком! Никому ничего не сказала!

– Подождите, что ж вы все это время ее не видели?

– Встречал в столовой, да зима ж была, все в тулупах да свитерах, поди разбери! Ну, поправилась немного, а с чего – хрен его знает, все ж поварихой работает, при харчах… Да и родила она его недоношенного.

– А роды-то кто принимал?

– Сказала, татарку одну, повитуху, нашла. Но имени не называла…

– Ну, а ребенок, ребенок-то где?

– А вот с этого Любочка и померла… Сначала говорит мне: не будем пацана пока регистрировать, а то тебя с работы уволят – чекист да член партии все ж. Так, мол, выращу, а потом разберемся. Меж собой Коленькой его называли… С работы уволилась. Меня попросила птицы разной накупить, чтоб гогот во дворе стоял, соседи чтоб детского плача не слышали. Я ей даже павлина привез, на рынке у армян прикупил – он по ночам, точь-в-точь как дитя, кричит. Год так прошел. Потом меня в Москву отозвали, на переподготовку. Через месяц возвращаюсь, сразу к ней, а Любушка сидит – все в одну точку смотрит. Где Коленька-то, говорю? А она: помер наш Коленька, простудился и помер. Закопала, говорит, ночью за сельским кладбищем у березки, от глаз людских вдали… Даже таблички нет, так – крестик на стволе нацарапан и все… Ну а дальше – сама чахнуть стала… Сердце тоски не выдержало, через пару недель вслед за ним и отправилась…

И раскрыв подрагивающими руками портсигар, Капитонов, с трудом сдерживая накатывающиеся слезы, закурил.

* * *

Радостный гул наполнил улицы Гаваны. Тысячи людей высыпали на тротуары, они несли транспаранты, размахивали цветами и флагами, а кто и просто стянутыми с плеч разноцветными майками, встречая восторженными криками торжественно двигающийся по улицам кортеж автомобилей.

Плывущий во главе кортежа огромный открытый «Кадиллак», в котором, улыбаясь и приветственно помахивая руками, стояли Фидель Кастро, Хулио-Сесар Парра, Люсия и Олейников, который с отросшей за время тюремных злоключений щетиной на щеках, подбородке и над губой и скрывавшими глаза черными очками вполне мог сойти за еще одного вождя Кубинской революции, выкатил на центральную площадь.

– Вива Фидель! Вива Сиса! Да здравствует революция! – понеслось со всех сторон.

– Смотрите, – крепко обнял Фидель Олейникова и Люсию, – смотрите, как вас принимает кубинский народ! Еще бы! Вы совершили великий подвиг! Спасти героя революции и моего личного друга команданте Сису… Так они только Гагарина встречали.

И, оборотившись к толпе, Фидель прокричал:

– Вива Сиса!

– Вива Фидель! Вива революция! – взорвалась ответными криками толпа.

От переполнявших ее чувств Люсия обняла Кастро и прильнула к нему поцелуем, который длился, может быть, чуть дольше, чем просто поцелуй восторга или благодарности.

Когда Люсия наконец ослабила объятия, Фидель удивленно поднял бровь и с интересом посмотрел на столь пылкую революционерку.

* * *

Молчаливый двухметровый чернокожий гигант Умберто – сотрудник управления персональной охраны Фиделя Кастро – проводил Олейникова и Люсию по коридору отеля «Гавана Либре» прямо до дверей их номеров и протянул ключи:

– Ваш номер 2326, синьора Ариас, а ваш, синьор Тоффрой, рядом – 2328. Вам оказана большая честь – в соседнем номере 2324 в пятьдесят девятом году, когда в этом отеле была штаб-квартира Революционной армии, жил сам команданте Фидель. С тех пор этот номер закреплен за команданте и никому не сдается. Правда, в те времена этот отель назывался «Хилтон», здесь было самое большое казино в мире.

– Больше, чем в Лас-Вегасе? – полюбопытствовал Петр.

– Больше. Но год назад отель был национализирован, переименован, а казино закрыто, – пояснил Умберто.

– А где же остановился команданте Сиса? – спросила Люсия.

– Команданте Сиса уехал в свою родную деревню. Он давно не видел родителей и торопится их навестить. Я могу еще чем-то быть вам полезен?