Операция «Крепкий поцелуй»

– Нет-нет, спасибо, ужасно хочется спать… – прикрывая рот ладошкой, изящно зевнула Люсия.

– Да, денек был непростой… – согласился Олейников.

– Тогда желаю вам спокойной ночи! – склонил голову Умберто. – Отель надежно охраняется, так что вас никто не побеспокоит. Не забудьте: завтра специально для вас команданте Фидель устраивает рыбалку на марлина в Кохимаре[38]. Я заеду за вами ровно в 7:00. Приятных сновидений!

Умберто еще раз поклонился и мягкими, пружинистыми шагами направился к лифту.

Петр и Люсия улыбнулись друг другу и зашли… каждый в свой номер.

* * *

В комнату отдыха, где в перерывах хоккейного матча коротали время высшие партийные и государственные деятели СССР, ворвался нарастающий гул трибун.

– Никита Сергеевич, третий период начинается! – выглянул из прохода, ведущего в правительственную ложу стадиона, офицер охраны.

Хрущев отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и хлопнул по столу доминошной костяшкой.

– А вот так? – крякнул он, хитро взглянув на Бережнева.

Тот на секунду задумался, повращал густыми бровями и шлепнул на стол свою костяшку:

– Есть у нас такие! Никит Сергеич, пойдем, матч досмотрим. Два – ноль наши шведов гнут…

– Мне твой хоккей, Леня, еще хуже балета нужен, – хлопнув заботливо налитую официантом рюмочку «Зубровки», поморщился Хрущев и махнул рукой игравшему с ним в паре Истинову: – Ну, Дмитрий Федрыч, покажи им кузькину мать!

– Действительно, товарищи, может, потом доиграем? – с опаской поглядывая на Хрущева, спросил Истинов. – Матч хоть товарищеский, но посмотреть-то хочется…

– Ходи давай! – нахмурился Никита. – У меня фишка пошла – сейчас мы их сделаем!

Истинов сходил.

– Ну че ты кладешь?! – недовольно буркнул Хрущев. – Ты чего, не видишь, на чем я играю?

– Твой выход, Михал Андреич, – торопливо кивнул Бережнев Тусклову – своему напарнику по игре.

Тусклов задумался, нервно поперебирал тощими пальцами костяшки, наконец выбрал одну, повертел в руке, аккуратно выложил ее на стол, потом быстро забрал фишку назад и тут же положил другую.

– Это как это?! – возмутился Хрущев. – Положил – так положил. Ход сделан.

– Я тоже хоккей не очень люблю, – словно не расслышав слов Хрущева, пробурчал Тусклов. – Вот Леонид Ильич любит, поскольку в сборной его родственник играет.

– Однофамилец, просто однофамилец, – поправил его Бережнев, доставая свои любимые сигареты «Новость» и закуривая.

Хрущев злобно, не мигая, смотрел то на одного, то на другого доминошного противника.

– Однофамилец этот, – отгоняя рукой табачный дым, сморщился Тусклов, – единственный, кстати, кто в сборной курит. Потому что видит, как товарищ Бережнев на трибунах смолит. А вот домино – игра интеллектуальная. Еще китайские мандарины играли. Потом в Италию завезли. Монахам в карты играть запрещалось, так аббат один, Домино его звали, он…

– Какие мандарины-апельсины? – не выдержав, взвился Хрущев. – Какие монахи? Какой однофамилец? Ты мне зубы не заговаривай! Фишку назад положи!

– Да не было никакой фишки, – возразил Бережнев. – Он просто руку занес, но на стол не клал.

– Как это не клал? Клал-клал, я видел, – удивившись наглости Бережнева, как-то даже немного испуганно, почти по-детски, надулся Хрущев и, ища поддержки, обернулся к Истинову: – Скажи, Дмитрий Федрыч?

– Да я как-то толком и не рассмотрел… – пожал плечами Истинов, косясь на Бережнева. – Отвлекся, наверное.

– Отвлекся? Вот если завтра война, ты тоже отвлечешься? – язвительно проворчал Хрущев.

– Какая война? – оторопел Истинов.

– Не война, так заговор! – стреляя глазами в своих «соратников» заключил Хрущев. – Вы вот сейчас что делаете, а? Заговор против меня плетете? Сначала в домино сговорились, я же чувствую, а потом и в жизни сговоритесь? Так понимать?

Бережнев, Истинов и Тусклов испуганно переглянулись.

– А ну, Владимир Ефимыч! – обернулся Хрущев к Семидольному, дремавшему сидя на мягком диване в углу комнаты.

– А! – встрепенулся тот.

– Это твое ж дело заговоры раскрывать. Скажи, клал он фишку или нет?

– Дело в том… – замялся Семидольный. – Я тут задумался…

– Ясно! – побагровел Хрущев и то ли в шутку, то ли всерьез сделал вывод: – То есть КГБ меня тоже не поддержит.

Семидольный набрал воздуха в грудь, соображая, чем бы оправдаться, но тут в комнату отдыха заглянул Плужников. Несмотря на то, что он был в генеральском мундире, охрана преградила ему дорогу, но Семидольный, обрадовавшись, что оправдываться, скорее всего, не придется, по крайней мере, не сейчас, замахал охране рукой: пусти, пусти!

– Товарищ первый секретарь! – быстро подойдя к столу, козырнул Хрущеву Плужников. – Извините, срочная информация. Разрешите переговорить с председателем КГБ?

– Говори здесь! – все еще пребывая в заведенном состоянии, нахмурился Хрущев. – У КГБ от партии секретов быть не должно. Что еще стряслось? И впрямь война, что ли?

– Товарищ Хрущев, – тихо сказал Плужников, – пришла информация из Хельсинки: Иван Климов – атташе нашего посольства в Финляндии – сбежал.

– Что значит сбежал? – поинтересовался Бережнев.