Операция «Крепкий поцелуй»

Моряк насупился, сурово посмотрел на Олейникова, но через мгновение его взгляд смягчился, и он доверительным шепотом сообщил:

– Кок – настоящая сволочь. Но коньяк есть. Только не говори никому, а то все начнут клянчить.

Олейников кивнул, потряс перевернутой пустой склянкой из-под спирта и предложил:

– Пойдем к тебе в радиорубку?

– Пойдем, – согласился моряк и, опираясь на Олейникова, с трудом встал из-за стола.

Они обнялись и, насвистывая «Марсельезу», вышли из кают-компании. И словно пытаясь догнать их, в иллюминатор хлестнула очередная волна и растеклась в бессилии бурными потоками по стеклу.

* * *

За стеклом плавали рыбки. Красивые, цветные, очень любопытные. Плужников подсыпал в аквариум корма, немного полюбовался красотой подводного мира и обернулся к Зорину, нетерпеливо ерзавшему на стуле в дальнем углу генеральского кабинета.

– Давай еще раз, – попросил Плужников. – Что-то тут не так… Когда, значит, подполковник Капитонов был на переподготовке в Москве?

– Я и говорю, товарищ генерал, – возбужденно воскликнул майор, – что в июле 1959 года! И в это же время в СССР вновь приезжает Дин Фергюссон, якобы на Американскую выставку в Сокольниках…

– Это где кухонный скандал был? – усмехнулся генерал.

– Какой скандал? – удивился Зорин.

– Мы же тогда спутники один за другим запускали, американцев обгоняли, ну а они решили нас кухонной техникой удивить. Привезли на выставку даже машину, которая сама посуду моет! Мол, в каждом доме такая есть. Хрущев тогда, они с Никсоном сцепились, еще съязвил: «А у вас, мол, нет такой машины, которая бы клала в рот еду и ее проталкивала?»

Зорин искренне расхохотался.

– А ты вот зря смеешься, – осадил его Плужников. – Через эти машины, через весь этот комфорт бытовой – большая угроза не только нашей стране, но и всему человечеству.

– Так что же, Павел Михайлович, вы против удобств?

– Я, майор, не против удобств. Совсем не против. И не против, чтоб техника в помощь человеку развивалась. Только важно, чтоб не целью человеческой жизни это становилось. Знаешь как: «Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною»[40].

– Это кто сказал? – с любопытством спросил Зорин.

– А неважно… – отмахнулся генерал. – Но мысль очень мудрая. Человек может обладать всем, но ничто не может обладать человеком! А американцы так сейчас свою политику строят, чтоб в человеке потребительские желания разжигать: я это хочу, и это, и то… глядишь, и уже не человек обладает чем-то, а все это барахло, все эти «удобства» – уже им владеют. Привезли они нам на выставку водичку с газиками, «Пепси-кола» называется, пробовал?

Зорин отрицательно мотнул головой.

– Не знаю, что они туда добавляют, – продолжил генерал, – но народ, раз попробовав, хуже чем за водкой ломился за этой водичкой. Чуть не покалечили друг друга, про человеческое достоинство забыли. Так вот, поверь, когда-нибудь эта «пепсикольная» водичка символом новой жизни станет – вот в чем опасность, Сережа. Ничего настоящего людям не нужно будет, только попить, поесть да шмотками шкафы свои понабивать! Перестанут люди ценить, кто ты есть, а начнут лишь оценивать, что у тебя есть.

– Да ладно… – недоверчиво поморщился Зорин. – Наши люди не такие. Это американцы.

– Люди – они везде одинаковые… – задумчиво произнес генерал, присаживаясь в свое кресло во главе длинного стола. – Так ты хочешь сказать, что Капитонов предатель?

– Капитонов?.. – с трудом возвращаясь к начальной теме разговора, мотнул головой Зорин. Через мгновение запал вернулся к нему, и он тут же напористо заговорил: – Не исключаю. Повод у него был… он же информацией секретной владел – так что все может быть.

– Все, да не все. Ты же сам сказал: он – фронтовик, дважды ранен был, в УГРО служил после войны – бандитов ловил! Да и вообще про наших людей только что говорил, что они не такие… Чтобы предать, Сережа, повода мало, нужна причина.

– Не понимаю, товарищ генерал, в чем разница-то?

Генерал с любопытством посмотрел на Зорина, почесал в затылке и спросил:

– Вот скажи: какая основная причина разводов, например?

– Ну… не сошлись характерами. Или он там мало зарабатывает, а она не готовит и дом в чистоте не держит.

– Это все лишь поводы. А причина одна – нет любви. Понятно?

– Понятно, товарищ генерал, – пожал плечами майор.

– Так вот, у Капитонова причин для предательства не было. И не потому, что он фронтовик, герой, грудь в орденах, а потому, что душевная его конституция не позволяет, я бы даже сказал, духовная. Отсюда и все его геройство и медали его с орденами. Он источник всех бед в себе ищет, а не в других. А такой человек не может в свое сердце ни ненависть впустить, ни злобу, ни зависть – значит, и предать не может. Ошибиться, оступиться – да, но не предать. Потому и думаю, что он, если и передавал какую-то информацию Сидякиной, то только по неосторожности. Исключаю практически, что он осмысленно сотрудничал с ЦРУ…

– Как сама Сидякина?